Моя последняя война. (Афганистан без советских войск) - [117]

Дело доходила до абсурда. В ракетных дивизионах и других частях гвардии, входящих в состав МГБ, специалистами назначались офицеры Советской Армии. Но они получали значительно большее денежное содержание, чем специалисты, назначенные в такие же части в афганской армии. В инвалюте майор-специалист в войсках МГБ получал больше главного военного советника при Министерстве обороны. Дело было не только в деньгах, а принципе: почему специалисты, работающие в двух рядом расположенных дивизионах, оплачивались по-разному. Поэтому мы обращались и в Генштаб и к нашему Министру обороны, посол подписал телеграмму в ЦК КПСС и в правительство с просьбой упорядочить этот вопрос. Я написал письмо Министру финансов СССР В. С. Павлову с просьбой пересмотреть соответствующее постановление правительства о выплате денежного содержания специалистам, работающим в Афганистане. Министр финансов дал классический для бюрократамесой системы ответ: уровень окладов «предусмотрен схемой окладов, утвержденной постановлением Совета Министров СССР от 10.09.1973 г. № 662–208».

Это казалось бы ничтожный пример. Но как учит история, когда таких примеров и фактов накапливается много и одно ведомство может вырывать из казны больше, чем другое, это начинает свидетельствовать о том, что в стране нет хозяина и нет элементарного порядка. В-третьих, разобщенность представителей различных ведомств не давала возможности доводить до руководства в Москве объективную информацию об обстановке.

Обычно в неделю раз, а при крупных изменениях обстановки немедленно, в Министерство иностранных дел посылались донесения за подписью трех лиц: посла, представителя КГБ и моей (как главного военного советника при президенте). Первоначально проект донесения (доклада) готовил один из посольских работников, затем оно представлялось для согласования и подписи нам. Как правило, эти проекты донесений носили общий, обтекаемый характер и далеко не в полной мере отражали действительную обстановку, особенно в военном отношении. Раза два я пытался внести свои существенные коррективы в проекты донесений, но они вызывали возражения у других представителей, много уходило время на объяснения и споры. Поэтому в последующем я стал без особых возражений подписывать эти донесения, внося поправки только в места, где допускались явные неточности.

Кроме того, главный военный советник при Министерстве обороны ежедневно представлял донесение Министру обороны о ходе боевых действий, которое я обычно только визировал.

Мне было предписано представлять донесения ежемесячно и при серьезных изменениях в обстановке.

В Москве донесения, идущие по линии МИДа, расписывались для ознакомления всем членам Политбюро ЦК КПСС и некоторым другим ответственным лицам. Мои донесения, которые я адресовал Министру обороны и начальнику Генерального штаба, доводились, как правило, до соответствующих должностных лиц только в пределах Министерства обороны.

Не только мои, но и донесения, поступающие по линии МИД, практически до высших должностных лиц не доходили. М. С. Горбачев много раз заявлял, что он владеет всей информацией. Но это ему так казалось. В действительности, он пользовался в основном короткими справками и докладами, подготовленными по линии КГБ и больше всего им и доверял.

К чему это приводило можно судить по следующему примеру. Как уже говорилось в предыдущих главах книги, после проведения тренировки и практической проверки обороны Кабула, я написал доклад Министру обороны о состоянии дел, в том числе изложил меры, которые принимаются для устранения выявленных слабых мест. Начальник Генштаба генерал армии М. А. Моисеев в разговоре по телефону выразил удовлетворение этим нашим мероприятием, проведенном в Кабуле. Но мое донесение осталось в Генштабе, его, конечно, высшему политическому руководству не показали. А по линии КГБ М. С. Горбачеву поступила короткая справка о том, что вокруг Кабула надежной обороны нет. В этой справке, разумеется, ничего не говорилось: почему и по-чьему настоянию были выведены из Кабула армейские части, о недостатке сил в связи с уходом советских войск и намечаемых мерах по усилению обороны Кабула. М. С. Горбачев на заседании Политбюро сказал только, что с обороной Кабула плохо и потребовал посылки туда ответственных представителей Министерства обороны для принятия мер и оказании помощи нам — вроде бы беспомощным советникам, которые там, видимо, даже не знают в каком состоянии находится оборона Кабула.

Из Министерства обороны и Генштаба посыпались упреки, зачем мы докладываем в Москву о недостатках обороны Кабула, почему посвящаем в эти дела посольство и представителей КГБ.

Министр обороны Д. Т. Язов не счел нужным объяснить М. С. Горбачеву откуда все это пошло и что делается по этому вопросу. И отправил в Кабул группу офицеров во главе с начальником Главного оперативного управления Генштаба генералом В. Г. Денисовым.

Получилось, что все усилия, которые я предпринимал по организации обороны Кабула, обернулись против меня же. Я оказался виновным в том, что вскрыл слабые места и начал принимать меры. Оказалось, что я офицер, прошедший несколько войн, не в состоянии сделать, то что теперь должен помочь сделать молодой генерал, который имел представление о войне только по книгам и кинофильмам. Когда на второй день генерал Денисов с прибытием в Кабул начал докладывать обстановку Д. Т. Язову, последний, по словам Денисова, сказал ему: «Чего вы сидите в кабинете? Там оперативная группа ничего не делает и вы приехали помогать бездельничать. Езжайте в окрестности Кабула, в Джелалабад и организуйте оборону». О поездке в Джелалабад не могло быть и речи, дорога между Кабулом и Джелалабадом к тому времени была перехвачена противником. Поездили мы с группой генерала Денисова вокруг Кабула, потеряли несколько дней невосполнимого времени и пришли к выводу, что нужно делать то, что уже намечалось. Ничего другого и не оставалоь. Все это меня очень обидело. И я подумывал о том, чтобы подать рапорт и уехать из Кабула, но меня отговорил от этого Ю. М. Воронцов.