Моя няня - [52]

несколько секунд.

Она попыталась высвободиться, но Богин держал крепко.

– Кажется, оно играет со мной. Пообещало прийти завтра.

Лицо Богина посерело, глаза почему-то приобрели необъяснимую яркость. Он прищурился.

– Кто? Оно? – лёгкий надлом в голосе выдал напряжение, которое он пытался сдерживать.

Виолетта опустилась на кресло и провела ладонями по лицу.

– Слушай…

Он присел на корточки, видимо, решив, что это лучший вариант. Виолетте же было не до того,

чтобы исполнять роль заботливой хозяюшки и усаживать гостя на мягкое.

Рассказ занял несколько минут, молчание Богина повисло плотным покровом. Он задумчиво потёр

подбородок, потом вздохнул и уселся прямо на ковёр, скрестив ноги по-турецки.

– Кажется, мы влипли, – устало произнёс он, глядя куда-то сквозь Виолетту. Она невольно

обернулась, пытаясь понять, куда направлен его взгляд. Но кроме обоев и спинки кресла ничего не

увидела.

– А почему – мы? – спросила с подозрением.

Богин привычным жестом похлопал себя по карманам, но потом, будто сообразив, что сигареты

остались на подоконнике, что-то пробормотал.

– Готова прослушать долгую-предолгую историю? – мрачно спросил Богин, рассматривая

собственные ногти, будто там резко появилось что-то интересное.

Виолетте стало не по себе. Она вдруг поняла, что сейчас услышит что-то такое, что он старался

скрыть. То, что испортило ему настроение ночью, то, что вчера заставляло скрывать правду.

– Это так страшно? – попыталась пошутить она, но наткнувшись на мрачный взгляд Богина,

смолкла.

Он не знает с чего начать, неожиданно поняла Виолетта. Или боится, что услышанное совсем мне

не понравится. Но, ради всего святого, что это может быть?

Богин запустил пальцы в волосы и взъерошил их.

– Дело было давно. Моя мать родилась в Братиславе, но до этого и бабка и прабабка жили в селе.

Бенковце называется.

Виолетте показалось, что вмиг его голос приобрёл какую-то странную интонацию, а временами и

вовсе проскальзывал акцент, словно русский язык выучил не так давно, и ещё не мог говорить

чисто.

– Красивое очень село, в горах, – продолжал он говорить, а зелёные глаза смотрели куда-то вдаль,

словно он сидел не в московской квартире, возле колен темноволосой женщины, а где-то очень

далеко.

– Я был там несколько раз, когда мать брала меня с собой к бабке. Село небольшое, стоит на берегу

речки – Ондава зовут её местные. Даже не верится, что я тогда как-то умудрялся изъясняться с

ними на словацком. – Он вдруг усмехнулся. – А тут что-то и весь язык позабыл. Да и кроме

английского и русского пока нет надобности в других.

Усмешка показалась Виолетте натянутой и неестественной, будто горькое воспоминание, от

которого он хотел бы уйти не желало отпускать.

– В основном живут там словаки, да и неудивительно, другие в сёла не особо побегут. Но были ещё

чехи и цыгане.

Он сделал глубокий вдох:

– Люди там другие, Виолетта. Вот чтобы мы не говорили, дескать, национальность ничего не

значит, место проживания – условность… Не так всё это. Каждый дышит по-своему. А обычаи

играют далеко не последнюю роль.

– Только не говори, что твоя бабка была знахаркой, – неожиданно развеселилась Виолетта, – а ты

прислан спасти мир от несправедливости.

Богин бросил на неё нехороший взгляд, одним им убить можно было, но она чувствовала, что не

боится. Да и вид у него был, будто на смертную казнь собрался. Поэтому сам ни к кому в драку

точно не полезет.

Видимо, сообразив, что ведёт себя глупо, он отмахнулся:

– Не неси всякую чушь. Порой мне кажется, что я сам несу столько несправедливости, что мир без

меня был бы куда лучше.

Последнее он сказал серьёзно, и Виолетта сообразила, что шутка была и впрямь неуместна. Но

любопытство не давало покоя.

Отец обычно любил ей повторять: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Звучало это

всегда более чем двусмысленно, поэтому мать часто обижалась. Но Виолетта усвоила чётко:

меньше знаешь, лучше спишь. Но сейчас терять было нечего. Спала она и так отвратительно.

– Никто из моих родных ничем подобным не занимался, – произнёс Богин. – Разве что заваривали

травы для питья, ну так это все в селе делают, удивить нечем. И я тоже самый обыкновенный

человек.

– Тогда что? – нетерпеливо спросила Виолетта. – К чему ты ведёшь всё это?

В отличие от Богина, который уже много раз выслушивал её истории, она была слушателем

никудышным. Да и после звонка существа (Виолетта была уверена, что звонило именно оно), уже

успокоиться не получалось.

– Не перебивай, – холодно сказал он. – Иначе, боюсь, ты ничего не поймёшь. Помнишь, ты

заинтересовалась моей фамилией?

У Виолетты образовалась внутри мерзкая пустота. Она в ужасе посмотрела на Богина. Он же

словно не замечал её реакции, снова смотрел на свои ногти.

– Вчера утром я разговаривал с матерью. Разговор про детей зашёл случайно.

Виолетта медленно отодвинулась от него, неожиданно сообразив, что бежать некуда. А что, если

он действительно убил Игоря? Да и тренинги могли быть не помощью, а, наоборот, более

глубоким закапыванием в бездну ужаса.

– Нет, не про кражи. Про моего племянника, сестра недавно родила. Не надо на меня смотреть, как

на чудовище. И осторожнее: сидишь на краю, можешь свалиться.