Моя любимая свекровь - [37]

– Видите тот дом? – говорит он, указывая на обшарпанный трехэтажный многоквартирник через дорогу. – Парень, который там живет, был хирургом, делал операции на легких. Он жил в доме с пятью спальнями! Сейчас он живет в однокомнатной квартире с женой и тремя детьми. – Он делает шаг ко мне, и я чувствую его дыхание, запах сигарет и специй. Неясно, делает ли он это, чтобы запугать меня или чтобы отстоять свою точку зрения. – Вы когда-нибудь задумывались, каково это – сначала иметь все, а потом вдруг совсем ничего?

Я-то задумывалась. Более того, я это пережила. Но тут мне приходит в голову, что я уже давно об этом не думала, не думала по-настоящему.

– Что происходит?

Дверь со скрипом открывается, и я вижу Гезалу, к нее ногам жмется маленький мальчик. Хакем отстраняется от меня, и я чувствую приятное дуновение свежего воздуха на лице.

– Хакем?

– Араш, – говорит Хакем, поглаживая мальчика по голове. – Пойдем. Пусть мама поговорит со своей подругой.

Гезала смотрит, как они выходят на улицу, потом поворачивается ко мне. С улыбкой я поднимаю повыше корзину.

– Я привезла тебе одежду для беременных. И немного информации о службе акушерок на случай, если ты решишь опять рожать дома, но на сей раз с толикой медицинской помощи. Поговорим внутри?

Гезала кивает, и я придерживаю дверь, пока она возвращается в дом.

Прежде чем войти, я оглядываюсь через плечо на Хакема. Я поняла, что ошибалась, когда думала, что он зол. Он не просто зол, он полон горечи. Это меня беспокоит. Потому что, предоставленные самим себе, озлобленные люди способны на дурные поступки.

19

ЛЮСИ

ПРОШЛОЕ…

– Ты не рада, что я затеваю совместный бизнес с Эймоном, да?

Олли в данный момент – всего лишь бестелесный голос, поскольку он вынимает белье из стиральной машины в соседней комнате и бросает его в сушилку. Сколько бы ни было у Дианы странностей и фобий, я никогда не буду обижаться на нее за то, что она заставила моего мужа научиться стирать. Я опускаю свое беременное тело на диван и, после безуспешных попыток снять ботинки, поднимаю ноги и позволяю им стукнуться о журнальный столик.

– Почему ты так говоришь?

Мы только что вернулись с ужина в «Пабе Сандринхэм». Это истинный рай для родителей – там есть игровая комната, и можно пить пиво и есть курицу под пармезаном в относительном покое, пока дети бесятся за стеклом. Обычно мне нравится паб благодаря тому, что он дает: смена обстановки, возможность выпить вина и поболтать с Олли, не будучи окруженной детьми, но сегодня я слишком измучена беременностью, чтобы наслаждаться чем-либо. Вечер спасло то, что по дороге домой Арчи заснул и не проснулся, пока Олли нес его в постель.

– Потому что, – говорит Олли, появляясь передо мной, – ты молчишь с тех пор, как я заговорил об этом.

Проблема, конечно, в том, что в отличие от моей матери, которая была счастлива молчаливо поддерживать отца во всем, что он делал, мне трудно держать свое мнение при себе. Или, может быть, папа просто не принимал решений настолько глупых, как войти в дело с Эймоном Кокрэмом.

– Я знаю, что тебе не нравится Эймон. – Олли присаживается на журнальный столик. – И я знаю, что в прошлом шутил над его деловым чутьем. Очевидно, я никогда не соглашусь на одно из его нелепых предприятий. Помнишь его коктейли?! Ну же! – Он смеется. – Но в рекрутинге я разбираюсь. Это неплохая бизнес-идея, Люси. На самом деле я думаю, что Эймон и я хорошо подходим для этого предприятия. У меня есть опыт, и у Эймона есть… умение навязывать.

С этим не поспоришь. Единственное, в чем Эймон хорош, так это в умении навязывать. И хотя ни один уважающий себя рекрутер никогда бы не назвал себя таковым, мы, по сути, жулики. Или, по меньшей мере, продавцы. Кандидаты – это продукт, клиент – потребитель. Олли всегда был до крайности предан кандидатам, а Эймон, с другой стороны, чрезмерно привержен клиентам. Может быть, Олли прав? Может быть, они идеально друг другу подходят?

Олли кладет мои ноги к себе на колени и начинает расстегивать пряжку моего левого ботинка.

– Послушай, мне следовало поговорить с тобой об этом раньше. Мне жаль, что я этого не сделал. Но если ты действительно не хочешь, чтобы я это делал, я не буду.

Он снимает туфлю с моей ноги и бросает ее на ковер. Я ему верю. Я верю, что, если я скажу ему, что чего-то не хочу, он этого не сделает. В то же время я думаю, что это не совпадение, что Олли сначала объявил о новом партнерстве семье, а только потом задал такой вопрос мне.

Может, он не такой уж плохой делец?

«Папина работа – содержать нас, наша работа – его поддерживать».

– Конечно, ты должен это сделать, – говорю я со вздохом. – Может, он мне и не нравится, но Эймон не преступник! Кроме того, что плохого может случиться в рекрутинге?

20

ЛЮСИ

НАСТОЯЩЕЕ…

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Мы с Олли сидим в приемной полицейского участка, держа в руках белые пластиковые стаканчики с водой. С Арчи остался папа, хотя бедняга был вне себя от беспокойства, когда я объяснила ему, что мы должны встретиться с детективами из отдела убийств. Но папа – наименьшая из моих забот, и, судя по всему, наименьшая из забот Олли. Его глаза бегают по сторонам, а нога нервно подергивается. Я разрываюсь между чувством страха и ощущением, что я нахожусь в телевизоре, в фильме «Шоу Трумана», например, и скоро кто-то с планшетом крикнет «Стоп!».