Моя коллекция - [32]
— Нэт!
— Закарзян! Идите сюда! Милинашвили телеграмма. Надо перевести. Грузинский знаете?
— Канэшна, знаем! Читай тэлеграм!
Читаю.
Закарзян: — Сэйчас пиривидом!
Орет в ухо Милинашвили, хотя тот слышит хорошо:
— Милинашвили! Тэбэ тэлеграм пришел. Панымаэш? Тэбэ син Тыбылыси вызывает! Заказ тэбэ пришел! Хадыт тэлэфон нада. Панымаеш?
Милинашвили: — Нэт.
— Нэ панымаеш? У тэбэ башка ест? Пачиму нэ панымаеш? Еще адын раз гаварит буду! Тэбэ заказ Тыбылыси вызываит. Син у тэбэ ест?
Милинашвили: — Нэт.
Закарзян: — Как нэт, как нэт? Гаварыл три син ест, а тэпэр нэт?
Милинашвили: — Да.
Закарзян: — Тэпер да? Уже син радыл? Тэбэ тэлефон хадыт нада, син гаварыт будэш. Завтра гаварит будэш.
Я вмешиваюсь: — Сегодня. В пять часов.
Закарзян: — Сыводня. Пять часов. Панымаеш?
Милинашвили: — Да.
Закарзян: — Я гаварыл — пиривидом!
Урок русского языка
Закарзян: Сестра пришель, укол хотэль дэлат, никого нэ нашель и ушель.
Маробьян: Почему, скажи, пожалуйста, говоришь: «сестра пришель, систра ушель?» Надо говорит: «систра пришла, систра ушла»…
Закарзян: Ты молодой, да?
Маробьян: Ну, молодой. Что ты хочэшь этим сказат?
Закарзян: У тэбя зубы ест?
Маробьян: Ест.
Закарзян: А у меня на букву «а» зубов нэ хватает. Понял?
Ладога
Я про себе хочу рассказать. Я у Якубовского личный шофер был. Он был начальник ледовой трассы. Три ромба носил. В ноябре трасса открылась, и погнали туда машины. Работали день и ночь, только как ростепель на Ладоге, так стоим.
Я у Якубовского спросил раз: «Чего это мы столько машин гоняем и, день и ночь, возим да возим?» А он: «Сейчас, — говорит, — и суток мало. Если, — говорит, — не будем возить, помрет Ленинград с голоду».
Ну и гоняли. А Ладогу то приморозит, то развезет.
Вот раз выехали мы с ним.
Он говорит: «Гони быстрей. Сводку передавали, что потает».
Поехали. Навстречу машины идут. С того берега. Муку везут. Потом реже пошли. А уже вечер был. Фары я включил, но с защитными колпаками мало свету все равно. Вот едем, а я смотрю — что-то блеснет впереди. Подъехали — вода.
Я говорю: «Как, мол?»
А он: «Валяй, поезжай помаленьку. Это сверху вода, а снизу лед. Мне, — говорит, — на тот берег надо, хоть убейся».
Ну, поехали по воде — помаленьку. А кругом тепло и ветер. Градус нагоняет. Навстречу машина идет.
Я остановил, спрашиваю: «Как там впереди?»
Он говорит: «Еле проехал. Там, — говорит, — ветер лед ломает. Я, — говорит, — последний. Вам не проехать, вертайте назад».
Якубовский спрашивает: «А пешком можно?»
Тот шофер говорит: «Машина не пройдет, а пешком — кое-где лед стоит крепкой».
Якубовский говорит: «Поезжай, покуда можно».
Поехали. Скаты у меня чуть не по оси в воде. Кажну минуту жду — провалюсь. А уж мы далеко уехали. Полдороги, а может быть, еще боле того прошли.
Как раз на прошлой неделе тут случай был. Автоколонна шла, и головная машина провалилась. В пролубь. Недалеко от берегу. Как и не было ее. Колонна встала, шоферы выскочили — куда там! Вода одна. Да круги поверху.
Один вдруг всех растолкал: «Привязывайте меня — нырять буду. Тут неглыбоко».
Капитан говорит: «Отставить! Нельзя».
А тот: «Не привяжете — тáк нырну. Там брат мой, Лешка».
Привязали его. Веревку в руках держут. Так он, — можешь себе представить? — три раза нырял. Обмерз весь. Ледом покрылся, фуфайка вся во льду. Ничего не вытащил. Самого потом в санбат свезли. Выжил. Потом робятам говорил: «Машина близко под водой была, дно — вот оно, рядом, да дверцу заклинило. Не смог открыть, как ни дергал. На третий раз уж стекло в кабине разбил, до брата дотронулся, да пообмер сам».
Да. Мы, значит, едем. И чувствую я, что не доедем — потонем. И впереди вода, и сзаду. Не так, что все время в воде, но по леду с километр проедем, обратно по воде. Тает. И ветер сильный. А уж тут не знаешь, куда лучше ехать. Все же, впереди дороги мéне осталось до берегу. Только я это подумал, как у меня переднее левое колесо провалилось.
Вылезли мы. Сначала он. Он справа сидел, а за ним я.
Он говорит: «Бросай машину, пошли!»
Я говорю: «Вы идите, а я тут жердей поищу, может быть, вытащу колесо-то». — Машина-то хорошая. Не ломанная ни в чем.
Он и пошел один. А я стал рыскать вокруг. Там жердей валялось много, ими дорогу, значит, направление ставили — куда ехать. Набрал жердей, возвернулся, а моя машина уж всем передком в воду ушла, да и не подойти к ней — така трещина стала. Ну, думаю — надо Якубовского догонять, тут уж не до машины.
Пошел. А впереди трещит все — така пальба. Лед ломает. Шел, шел — обратно трещина передо мной. Вода. Черная. А я жердины-то с собой волочу. Ежели где перебираться или подо мной треснет. Но тут вижу — ходу нет. И то обидно, до берегу уж недалеко — километра три или пять. Видать берег. Повернул, пошел обхода искать. Да уж где тот обход! Эта трещина аж по всему берегу дала. А я пошел налево, ну и тут вдруг льдина-то обратно — как переломится! Метрах в четырех от меня. И дыбом встает. Я от нее ходу. А и там уже вода. И не знаю, как я очутился, но со всех сторон вода, а посередке моя льдина плавает. Потом ее к другой поднесло. Та поболе была. Потом и ее переломило. Ветром на меня воду-то так и наливат, так и набрызгиват.
