Моя княгиня - [23]

Князь Василий, взяв себя в руки, молча встал и быстрым шагом вышел из комнаты, остальные услышали, как он отдал приказание закладывать его карету.

- Я не ждал от него другой реакции, - складывая завещание и передавая его Алексею, заметил барон Тальзит.

- А я никогда не видела дядю таким, - пролепетала Елена, так и оставшаяся сидеть на диванчике, откуда князь Василий сдернул ее брата, - он мог задушить тебя, Алекс.

- Не беспокойся, не задушил бы, просто мне не хотелось устраивать драку на твоих глазах, - успокоил сестру Алексей. - Иди, Элен, к сестрам, ты все слышала, последняя воля бабушки была, чтобы вы нашли себе хороших женихов и не нуждались в деньгах.

Девушка попрощалась с мужчинами и вышла. Алексей предложил барону вина, и, налив два бокала, пригласил его продолжить разговор.

- Почему вы думали, что реакция князя Василия будет такой? - задал он вопрос, теперь это для него стало важным.

- Ваша бабушка говорила мне, что она часто высылала князю Василию деньги. Она не рассказывала, почему он нуждался в деньгах, а я не спрашивал, но то, что деньги отправлялись регулярно, я знаю. Иногда я сам передавал их князю Василию. Конечно, оставшись без такой финансовой поддержки, ему придется туго. Не может же он просить денег у вас.

- Но почему ему нужны деньги? У него большое имение, он получает жалование, соответствующее генеральскому за свой дипломатический чин, его жена принесла ему богатое приданое - по-моему, два имения и большие средства. Дети его тоже служат на хороших дипломатических должностях в Европе, чего ему не хватает? - удивился Алексей.

Барон развел руками. Они посидели еще немного, вспоминая Анастасию Илларионову, потом сосед попрощался и уехал в свое имение. Алексей остался один. Нужно было начинать новую жизнь.

Последующие три года Алексей провел в Ратманове, выезжая по делам в другие имения и в Москву для встреч с мадемуазель Арлет Клодиль, французской балериной. Путь в столицу был для него по-прежнему закрыт, император не писал ему и не передавал разрешения вернуться.

Он пригласил из Москвы кузину бабушки графиню Апраксину, чтобы она помогала в воспитании сестер. Денег на учителей он не жалел, поэтому девочки, все как одна способные, уже свободно говорили и писали на трех языках, отлично разбирались в литературе и искусстве, в разумных пределах знали точные науки. Они играли на музыкальных инструментах, рисовали, а старшая, Елена, училась у Тамары Вахтанговны науке ведения большого домашнего хозяйства. Старая няня не уставала повторять, что княжны богаты, поэтому у них будут большие дома и много прислуги, и им нужно уметь вести дом так, чтобы деньги тратились с умом, а в доме было приятно жить и самой хозяйке и ее семье.

Наследство бабушки удвоило и без того огромное состояние Алексея, а ответственность за деньги опекаемых сестер, наложила на него дополнительные моральные обязательства. Загнанный опалой в поместье, он нанял толковых посредников, которые работали теперь на него в Санкт-Петербурге, Москве и Лондоне. Коммерческие проекты его, сначала застопорившиеся, вновь начали развиваться, и он постепенно превратился в мозговой центр, по воле которого работало множество людей в нескольких странах. Имения его процветали, деньги, получаемые от них, он вкладывал в строительство доходных домов в Москве и Санкт-Петербурге, в акции, банки в Европе и в корабли. К концу 1811 года у него было уже шесть кораблей, ими он владел через компанию «Северная звезда» в столице, пять доходных домов на Невском, три доходных дома в Охотном ряду в Москве и около семи миллионов золотом в Лондоне.

Одно Алексея уже не расстраивало, а просто раздражало. Он стал изгоем в своей среде. После окончания срока траура по бабушке, он решил исполнить данное ей обещание и жениться на достойной девушке. Самым коротким путем для решения этой проблемы он счел поездку в Москву на ярмарку невест. Но его визит в первопрестольную обернулся полным крахом. В домах, где ему раньше заглядывали в глаза, его не принимали под смешными предлогами. Мамаши, прежде навязывающие ему своих невинных крошек с наглостью сутенерш из борделей, теперь принимали оскорбленный вид, когда он просто проходил мимо. Князь понял, что данное обещание он выполнить не может, вздохнул с облегчением и уехал в Ратманово. Этот опыт довершил его превращение в законченного циника. И если на Александра Павловича он больше не обижался, простив ему все человеческие слабости, и по-прежнему любил как родного человека, то высший свет он теперь презирал, считая скопищем дешевых подлецов или дураков мужчин и аморальных распущенных женщин.

Строительство его последнего дома в Москве закончилось в октябре, и к концу года все квартиры в нем были сданы на длительные сроки. Поверенный просил Алексея приехать и получить деньги, внесенные жильцами. Первого декабря Алексей выехал в Москву, а через неделю уже сидел в уютном кабинете своего московского дома в компании своего друга по полку ротмистра Владимира Чернова, приехавшего в Москву в отпуск.

Владимир рассказывал Алексею, что без сомнения скоро будет новая война с Бонапартом. Наполеон взбешен, что император Александр не выполнил обещания присоединиться к блокаде Англии, организованной французами. Алексей улыбнулся, но не стал говорить, что и его корабли участвуют в нарушении блокады. Торговля в свете считалась постыдным делом, и князь, имевший другое мнение, пока не хотел, чтобы о его торговых делах узнали. Беседу друзей прервал дворецкий, доложивший, что из Ратманова прибыл фельдъегерь с письмом императора для его светлости.