Моя цель — очищение - [4]

- Как только я мало-мальски выучу язык, - медленно произнес я, - я тут же пойду к ближайшему храму и скажу жрецу, что умею делать… м-м-м… фейерверк!

В смехе Майкла слышалась откровенная издевка:

- Каким образом? Ты что, забыл, что та в Вавилоне? Где ты возьмешь серу и селитру? Но даже если ты и убедишь жреца, и он достанет тебе все необходимое, то как ты изготовишь порох, который бы искрился, ноне взрывался? К твоему сведению, это целое искусство… Короче говоря, попади ты в прошлое, тебе пришлось бы либо драить палубу какой-нибудь галеры, либо с утра до вечера гнуть спину на плантации. Ну, как тебе подобные перспективы?

- Все верно, - согласился я.

- Они очень продуманно выбирают столетие, - Майкл подозрительно оглянулся на окно. Звезд с того места, где мы сидели, видно не было. Огонь в камине тачал постепенно затухать. За окном стояла непроглядная мгла.

- Когда человека приговаривают к забвению, собираются все эксперты по разным эпохам и сообща решают, какая эпоха наиболее всего подходит для приговоренного. Ты только на мгновение представь себе, что должен пережить привередливый интеллектуал, попади он в эпоху Гомера! Да это же будет для него сплошным кошмаром! Но жестокий грубиян там прекрасно приживется и, в конце концов, падет на поле брани как прославленный воин. Это, как ты знаешь, таиболее вероятныи исход для мужчин того времени. Так вот, чем опаснее преступник, тем суровее эпоха, в которую его отправляют. И там он должен перенести все- трудности, испытания, опасности, ностальгию. Боже! - внезапно воскликнул. Майкл. - Самое страшное - это ностальгия!

По мере того, как он продолжал свои рассказ, лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Желая его немного успокоить, язаметил:

- Но, наверное, осужденному делается прививка какой-нибудь вакцины от всех древних болезней? Поступить иначе - значит, обречь его на верную смерть.

- Да, вакцина!- - Майкл внезапно хрипло расхохотался.

- Она до сих пор действует в крови одного из изгоев! Представь - его забросили ночью в безлюдное место, машина времени тут же исчезла, и он остался, один. Совершенно один, отрезанный, от своего времени, от своей прошлой жизни! Все, чао он знает -это то, что ему выбрали эпоху… ну, в общем, с характеристиками, которые полностью соответствуют его преступлению…

Черты лица Майкла вновь затвердели, в комнате воцарилась гробовая тишина. Казалось, что все звуки застыли в воздухе Было лишь слышно, как тикают часы на каминной полке. Машинально взглянув на них, я отметил, что ночь подходит к концу и скоро рассветет.

- Какое же преступление ты совершил? - спросил я. -А какое это имеет значение? - безучастно ответил он.

Мой вопрос, казалось, его нисколько не шокировал. - Я же тебе уже говорил, что то, что считается преступлением в одну эпоху, легко сходит за героизм в другую. Если бы у меня получилось то, что я задумал, то все последующие поколения превозносили бы мою память, мое имя стало бы легендой! Но у меня ничего не вышла

- И все-таки, ты, наверное, причинил боль многим людям. Наверное, все человечество будущего ненавидело тебя.

- Наверное, - согласился он и через минуту продолжил: - Но все, о чем я тебе рассказал - лишь моя фантазия, не более того. И рассказал я все это лишь для того, чтобы убить время. Запомни это.

- Я это знаю. А сейчас я просто подыгрываю тебе, - улыбнувшись ответил я.

Напряжение в комнате немного спало. Майкл расслабился и, вытянув свои длинные ноги по ковру, начал поуютнее устраиваться в кресле. Потом он внезапно спросил:

- А как тебе удалось установить, что я якобы совершил очень страшное преступление?

- Твое прошлое. Уже здесь, в нашем времени. Когда и где тебя высадили?

- В августе 1939 года недалеко от Варшавы, - произнес он таким замогильным голосом, какого я не слышал ни разу в своей жизни ни от кого,

- Не думаю, что тебе очень хочется рассказывать о военных годах.

- Ты прав.

Тем не менее, собрав всю свою решимость, он начал свой рассказ именно с этого периода:

- Они просчитались. Неразбериха, которая возникла при немецком наступлении, позволила мне сбежать из полицейского участка. Правда, прямиком оттуда я попал в концлагерь. Постепенно я начал разбираться в сложившейся ситуации. Конечно, я ничего не мог предусмотреть, опираясь на исторические сведения, - это по плечу лишь нашим историкам или тем, кто всерьез интересуется подобными вещами. Я вступил добровольцем в немецкую армию, но вскоре понял, что войну они проиграют. Тогда я перешел линию фронта и, попав к американцам, выложил им все, что мог разузнать за время службы у немцев. Так я стал работать на американскую разведку. Рискованно, конечно, есть немало шансов на такой службе схлопотать пулю. Но, как видишь, - все обошлось. Меня пронесло. Я закончил войну, имея много друзей, которые потом помогли мне перебраться сюда. Ну, а все остальное - лишь следствие моего прошлого.

Моя сигара погасла. Я зажег ее снова. Сигары у Майкла были отменные. Их ему поставляли из Амстердама.

- Как зерно на чужой почве, - сказал я.

- О чем ты?

- Ты же знаешь. Руфь в изгнании. К ней плохо относились на родине, но ностальгия ее мучить все равно не переставала.