Мой знакомый учитель - [20]

— Препаршивое желание.

— Я непьющий, но иногда подкатит к сердцу, тошно становится. Ну, да не будем об этом. Приезжайте к нам на завод. Я вам покажу, как варят сталь. Видели когда-нибудь?

— Только в кино, — улыбнулся Глазков.

— Тогда непременно приезжайте.

— В детстве, правда, видел, как плавят медь, на Кыштымском медеэлектролитном заводе. Отец у меня там работал.

— Ну, у нас другое. И техническое оснащение первоклассное, и размах, конечно, огромный. Я с удовольствием буду вашим гидом.

— Спасибо. Возможно, я и надумаю.

— Не пожалеете.

Вечером Владимир Андреевич по привычке сделал в дневнике запись:

«Кто-то подсунул мне записку, будто Борис Липец тоже участвовал в избиении Юры Семенова. Встречался с обоими братьями Липец. И вот что удивительно: простой клочок бумаги с прыгающими каракулями неожиданно превратился для меня, с одной стороны, в мучительную загадку, а с другой, в своего рода измеритель человеческого достоинства. Липец помянул Волобуева. Неужели это его работа?»

11. Женька Волобуев

Самым примерным из девятого для Владимира Андреевича казался Волобуев. Женька отлично знал литературу, в классном журнале по этому предмету у него не переводились пятерки. Он и читал много. Однажды завел с Глазковым речь о Ремарке, принялся толковать о потерянном поколении, все перепутал — философ из него был никудышный.

Анна Львовна с каким-то восторгом сказала:

— Что за диво, этот ваш Волобуев! Добрых полчаса рассказывал о Миклухе-Маклае! Даже то, что я не знаю!

Недавно у Глазкова была с ним встреча на рынке. Погода после праздника круто переменилась, подули северные ветры, ударили ранние бесснежные морозы. А мороз без снега — неприятен и непривычен, чувствуешь себя нехорошо. Владимир Андреевич купил в павильоне мяса и направился к трамвайной остановке. Выйдя из ограды рынка, нос к носу столкнулся с Женькой Волобуевым. Женька вел под руку пьяного мужика, уже пожилого, небритого и одетого легко — в замызганную телогрейку, в ботиночки и старую-престарую шапку. Он не заметил было Глазкова, потому что глядел вниз. А когда поднял глаза и увидел учителя, смутился, поздоровался неестественно громко:

— Здравствуйте, Владимир Андреевич!

Глазков кивнул в знак приветствия головой и направился к выходу. Но старик загородил ему дорогу и заплетавшимся языком проговорил:

— Здравствуйте… Женька и я… Идем… Да…

Он поднял правую руку на уровень плеча, это ему удалось с трудом, и пошевелил указательным пальцем, приглашая Глазкова поближе к себе для секретного разговора. Глаза у него гноились, на губах запеклась пена. Владимир Андреевич резко спросил:

— Что вам надо?

— Женька и я… Горит, вот тут… Пятьдесят копеек, а? Не хватает… А тут горит!

Пока Владимир Андреевич сосредоточил внимание на старике, Женька Волобуев исчез. Нет, не исчез. Владимир Андреевич увидел его спину. Ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы пальто, он торопливо шагал в город, стараясь поскорее спрятаться за прохожих.

Эта встреча удручающе подействовала на Глазкова.

На занятия в тот день Женька не явился. А назавтра он вел себя стесненно — так, будто переживал за вчерашнюю встречу. Владимир Андреевич после урока отозвал его и спросил:

— С кем вчера был?

— Да так… Один… старикан…

— Зачем же бросил пьяного среди дороги?

— Ну, его! — обозлился Женька, но, спохватившись, умерил пыл и добавил: — Надоел.

Но кто был старик, Женька скрыл.

Настенька, случайно подслушавшая разговор, подошла потом к Владимиру Андреевичу и сказала:

— То отец был его. В телогрейке? Такой сгорбленный? Да? Точно, Женькин отец. Он стесняется говорить.

— Отец? — Владимир Андреевич удивился.

— Пьяница, все пропивает.

— А мать?

— Матери у Женьки нет.

Владимир Андреевич после уроков задержал Волобуева и спросил:

— Ты почему обманул меня?

Глаза у Женьки метнулись в сторону, потом спрятались за густые ресницы. Шея побагровела. Странно: у него краснела только шея. Ничего не ответил Женька. Стоял, как вкопанный, и косил глаза вбок.

Глазков отрывисто сказал:

— Можешь идти.

В учительской Анна Львовна лукаво повела глазами на Глазкова и обратилась к нему:

— Послушайте, циркулируют упорные слухи, будто вы очень любите ходить по квартирам учеников.

— Почему же слухи?

У Анны Львовны над верхней губой чернел нежный пушок, губы в меру подкрашены. Глазков подумал про себя, что географичка безмерно любопытна, однако это любопытство его не раздражало, и улыбнулся своим мыслям.

— Чему улыбаетесь?

Вы не ответили на мой вопрос.

— Он слишком трудный для меня, — шутливо отозвался Владимир Андреевич. — Надо собраться с мыслями, все взвесить…

— А еще говорят, будто вы хлопотали за Пестунов и те получили квартиру?

— Опровержений не будет.

— И вы уверены, что без вас нельзя обойтись?

— Я так не считаю.

— Значит, вам больше всех надо?

— Нет, меньше всех. Устраивает?

На педсовете Лидия Николаевна поругала Глазкова за отсев учеников из девятого — с начала года бросило учиться четверо.

Анна Львовна подмигнула Глазкову и написала записку:

«Доходит, наконец, до вас? У нашего «узурпатора» хорошим никогда не будешь. То-то!»

Записка рассердила его. Хотел написать в ответ дерзость, вроде: «Не ваше дело!» Но не стал портить отношений: в сущности, географичка — человек безобидный. Разорвал записку на мелкие кусочки и сложил, кучкой на столе. Анна Львовна сердито сгребла обрывки в ладонь, ссыпала в бумажку, которую закатала в шарик, и бросила под стол. Взглянула на Глазкова с улыбкой, как бы говоря: «Вот так надо, дорогой товарищ!»