Мой знакомый медведь - [109]

Не успел Росин как следует заснуть, крепкие пальцы сжали плечо.

— Где вата?! Ты выбросил ее?! Она была…

— Лежи, лежи, Федор, ты что? — принялся успокаивать Росин. — Какая вата? Ложись, ложись на место.

— Да очнись ты! — рассердился Федор.

— Что с тобой? Я думал, ты бредишь.

— Надо вату. Когда искал спички в твоих штанах, в заднем кармане была.

— Откуда она там?.. А пожалуй, верно, есть. Как‑то проявитель фильтровал. Да зачем она тебе?

— Как огонь добыть, припомнил!

Глава восьмая

Бесшумно летящая болотная сова резко шарахнулась в сторону. Из шалаша, поеживаясь от утреннего холода, вылез Росин и чуть свет отправился в тайгу.

Когда солнце поднялось над вершинами и лежащий на озере туман оторвался от воды, Росин вернулся с парой коротких досок, выстроганных ножом из найденных в буреломе щеп.

— Теперь все есть. Повременим, покуда роса пообсохнет, и попытаем… Давай‑ка бересту помельче натеребим, чтобы как паутинки, как порох.

— Куда же еще? И так уж мелко.

— Не ленись. Не загорится — всё. Ваты только на раз. Поднялся и растаял туман над озером… Мало–помалу подсохла роса…

Федор оторвал от ваты примерно треть и чуть поплевал на нее.

— Без этого нельзя. Надо, чтобы плотнее скаталась, — пояснил он, скатывая клочок ладонями.

Скатал, завернул в оставшуюся вату и опять осторожно скатал.

— А я, паря, лежу и вспомнил: маленьким был, мужики у нас — спичек нету, а они прикуривали… На, бери.

Росин положил сигарку из ваты между досок и принялся осторожно двигать взад–вперед верхней доской. Чем плотнее скручивалась вата, тем быстрее становились его движения.

— Чувствуешь, Федор, паленым запахло?

— Води, води руками быстрее. Хорош! Давай!

Росин отнял доску, Федор схватил скрученную вату, разорвал и подул. В середине огонек, как на кончике папиросы!

— Федор, огонь! Огонь же!

— Почто орешь? На, разжигай!

Росин припал к хворосту. Обложил вату берестой и принялся раздувать тлеющий огонек. Тончайшие нити бересты свертывались, как живые, и вдруг вспыхнули язычки пламени.

— Ура! Федор! Ура!

— Так‑то, паря, так! Горит, елки–колючки!

Язычки разбежались по веткам, лизнули сухую хвою, и вот вся куча, треща и стреляя искрами, пылала большим, веселым огнем.

Росин вскочил и колесом, с ног на руки, с рук на ноги, завертелся по поляне.

— Ишь ты, полубелый, шею свернешь. Полно! — уговаривал Федор, а самого только больная нога удерживала на месте.

— Ну что, Федор, карасей будем жарить?

— Можно… Почто палку берешь? Давай в глине, так вкусней.

Росин отобрал пару самых крупных карасей, обмазал слоем глины и зарыл в пышущие жаром угли вовсю пылавшего костра.

— Как дым навернул, спасу нет, курить охота. Сверни хоть листочков каких.

Росин сделал маленькую сигарку из прошлогодних листьев. Федор затянулся и чуть не задохнулся от едкого, удушливого дыма.

— Не годится.

— Может, что‑нибудь другое завернуть?

— Не, повремени покуда. Пока пекутся, чайку, паря, надо устроить.

Росин притащил с берега десяток ровных, с куриное яйцо, камней, отмыл и положил в костер на угли. Федор с трудом согнул спину, приподнялся и сел.

— Ты чего? Опять разболелась?

Федор чуть повернул больную ногу руками и снова осторожно лег.

— Почему ты не можешь попросить меня? Даже перевязываешь сам. Неужели не так сделаю?

— Полно. Сам справлюсь, почто просить. Проверь лучше, что там с рыбой.

Росин выкопал из сыпучей золы замурованных карасей, отбил глину. Чешуя отстала вместе с ней.

— Смотри, Федор! Вот это деликатес! — восторгался Росин, перекладывая на бересту дымящуюся рыбу. — Наконец‑то человеческий обед. Жалко, соли нету.

— Ничего. Ханты сказывают, раньше вовсе соли не знали.

Оба принялись за карасей, и через несколько минут на бересте остались только косточки.

— Ну вот, паря, и без соли управились. Даже про чай забыли.

Росин подхватил палками камень, быстро обдул его и опустил в большую, налитую водой берестяную миску. Пустив облачко пара, вода зашумела; Росин достал из углей второй камень — и тоже в миску, за ним третий, четвертый, еще и еще, пока не закипела вода.

— Шипигу положил?

— Шиповник? Весь корешок уже там.

— Добре. От шипиги чай что цветом, что вкусом не хуже правдашнего.

— Ты знаешь, Федор, что напоминает мне этот чай? Как‑то маленьким лизнул языком щелок, в котором мать белье стирать собиралась. Вот наш чай тоже вроде этого щелока.

— Пей, благо горячий. Эка беда, золы малость попало. Крепче будет. Наливай еще.

— Да нет, вроде напился… Замечательный сегодня день: и огонь добыли, и напились, наелись по–настоящему. Еще бы побриться. — Росин притронулся к заросшим щекам. — Никогда такой щетины не было. Жуть как колется.

— А я попривык: на промысле месяцами без бритвы… Ты поболе дровишек припаси, чтобы до завтра хватило.

— Что же, теперь так и придется все время огонь поддерживать, как пещерным жителям?

— Так, однако. Вот и буду при деле.

— Сейчас бы для тебя лучше без дела полежать.

— Без дела никогда не лучше.

— Ну смотри. Дров я тебе хоть на двое суток наготовлю.

Неподалеку от костра выросла большая, раза в два выше шалаша, куча хвороста и бурелома.

— Хватит покуда. Теперича меня на еловые лапы — и выволоки из шалаша. Чтобы до дров и к костру дотянуться.