Мой желанный враг - [4]

«Ну, же, давай, давай, Полина, вставай!»

- Я сам! – Раздаётся до боли знакомый голос.

И я вижу его руки. Сильные, красивые, которые ещё недавно сводили меня с ума.

«Нет, пожалуйста, нет! Не забирай его!» - кричит моё сознание.

Но они подхватывают младенца и вынимают из салона автомобиля. Я слышу, как Марк уходит, раздавая указания своим людям, и крик Ярослава удаляется вместе с ним.

Меня рвёт на части от боли, и я из последних сил нащупываю ручку двери. Тяну, и, кажется, дверца поддаётся. Но в этот момент машина со страшным грохотом рушится вниз, в обрыв. Я лечу вместе с ней, но каким-то образом меня всё-таки вышвыривает наружу. Я цепляюсь за сук бедром, ударяюсь головой, плечом, затем падаю на мокрую землю.

Дождь уже почти прекратился, но грохот падающей машины – нет. Последний яростный толчок, как скрежет консервной банки. Бах! И тишину вечернего леса разрывает мощный взрыв. Небо озаряют всполохи огня. Я вижу только их сквозь пелену кровавой маски на моём лице.

Где-то над головой слышатся голоса подручных Марка. Наверное, он сейчас доволен тем, что избавился от нас. Внизу – догорает автомобиль. Я лежу на спине и чувствую, как редкие капли дождя ударяются о моё лицо. Медленно закрываю веки. Это всё.

Не знаю, сколько точно проходит времени прежде, чем чьи-то руки подхватывают меня и отрывают от земли.

2

- Если бы не я, ты бы давно уехала в столицу. – Печально произнесла мать.

- На что мне твоя столица, мам? – Стараясь держаться бодро, улыбнулась я. Поправила её подушку, подоткнула одеяло.  – Чего я там не видела?

- Там хоть работа есть, а что у нас? Утки за лежачими выносить? Трусами на рынке торговать? Или в «Пятёрочку» кассиром пойдёшь? Сама знаешь, что с твоим образованием это унизительно. Как дорогую вазу поставить среди стеклотары!

- Ничего унизительного. Работа как работа. – Отмахнулась я. – Главное, платят. – Взяла пару таблеток из блистера и подала матери вместе со стаканом воды. – К тому же, Нинка меня обещала в гостиницу устроить. Горничной, помнишь?

- Грязь за командировочными выметать? – Скривилась мама. – Я всегда желала тебе лучшей доли, Полина. Думала, поедешь в столицу, устроишься дизайнером, будешь богачам дома обустраивать. Вдруг бы один из них на тебя глаз положит, да замуж позовет? Смотри, какая ты у меня красивая! Ни чета нашим провинциальным курицам. Стройная, красивая, волосы до задницы, а умная какая!

- Перестань, мам.

- А я теперь всё время себя виню, что заболела.

- И вовсе ты не виновата. – Я поставила стакан на столик. – Никто не виноват в том, что к нему приходит болезнь. Ты почти двадцать лет на вредном производстве пахала, мам. Ты этим асбестом дышала, как воздухом, поэтому и заработала себе рак легких. И никто не хочет сейчас за это отвечать. Ну и что, что они молоко тебе за вредность давали! Кому сейчас нужно это молоко? – Я села на край кровати и взяла её за руку. – Я просто не хочу тебя потерять, мам. Слышишь? Мы будем бороться. До последнего бороться, мам! И не сдадимся. – Я погладила её сухую ладонь. – И я всё это время буду рядом. Не надо мне никаких столиц.

- Он всё равно сожрёт меня, Полин. Этот рак. Он уже жрёт меня, дочь. Ты ведь слышала, что доктор сказал?

- Мне всё равно, что он сказал. – Решительно сказала я. – Если есть хоть крошечный шанс, значит, мы должны верить в него.

Я многое утаивала от мамы. И то, что не пошла в эту сраную «Пятёрочку» работать из-за того, что толстяк-директор на собеседовании сначала делал мне недвусмысленные намёки, а потом и вовсе схватил за задницу и прижал к стене. В нашем захолустье каждая дура мечтала о должности менеджера или кассира в этой конторе, и, судя по всему, бедные девочки соглашались на всё, чтобы попасть туда, раз он так себя вёл.

Этот бессовестный толстяк сыпал проклятьями мне в спину, когда я убегала, расцарапав ему лицо. А потом были и другие попытки устроиться в заведения города, и снова приставания, снова наглые прикосновения и грязные намёки.

Тогда я просто пошла мыть полы в больницу. Ночью тихо выходила из дома, чтобы мать не волновалась, и шла пешком в инфекционку. Возвращалась домой к пяти утра, ложилась и немного спала, затем вставала и бежала в художественную школу, там я преподавала у младших классов. Платили за это сущие копейки, поэтому в свободное время мне приходилось снова искать работу или ухаживать за мамой: я возила её на автобусе или такси в райцентр, водила под ручку на процедуры или химию, а когда её клали в стационар, мне приходилось бросать всё и оставаться там с ней.

Заработанных денег и маминой пенсии едва хватало на лекарства, поэтому я донашивала своё старое школьное пальто, регулярно штопала единственные колготки и стыдливо прикрывала в общественном транспорте руками потёртую сумку, которая служила мне вот уже седьмой год.

Поэтому, когда Нина предложила устроить меня в единственную приличную в городе гостиницу, я ужасно обрадовалась. С такой зарплатой мне, возможно, даже дали бы кредит, и мы с мамой продержались бы ещё чуть-чуть.

- Нужно что-то сделать с твоими волосами. – Оценивающе оглядела меня Нинка перед первой сменой.