Мой Западный берег - [3]

Рабочее звено, прикрывая друг друга, продвигается в доме, проходя одну комнату за другой, ищет террориста, которого мы должны сегодня взять.

— Ребята, район начинает нагреваться! — врывается в эфир голос полковника из командной машины. Командная машина обычно находится в километре-двух от точки работы, и из нее офицеры высшего звена следят за событиями со стороны, обеспечивая связь со штабом, готовые вызывать прикрытие, огневую поддержку или медиков, если понадобится.

Наши уже довольно долго внутри. Ждем, затаив дыхание, секунды тянутся бесконечно долго. Я просматриваю свой сектор обстрела через прицел ночного виденья, не отрывая глаз и готовый стрелять при малейшем движении.

— Есть! Нашли! В кухне под плитой был выкопан схорон, там и пряталось «наше солнышко».

«Джонни» (так на армейском сленге зовут пленных террористов) силой выводят из дома, он уже в наручниках и с завязанными глазами. Рабочее звено бегом конвоирует его к машине.

— Сворачиваемся к машинам! — звучит команда по рации, и почти одновременно с этим очереди с разных сторон разрывают ночное небо. Район вскипает. Кажется, что стреляют по нам отовсюду и во всех направлениях, источник огня в этом хаосе определить невозможно.

— Попали под огонь! Немедленный отход! — переговорник надрывается, а мы уже бежим к машинам, каждое звено строго по порядку, пытаясь хоть как-то прикрыть друг друга в этом бардаке.

Я засекаю вспышку выстрелов из дома метрах в двухстах от нас. Останавливаюсь на секунду, делаю несколько выстрелов в том направлении и снова бегу. Конечно, хрен ты в него попадешь ночью, да еще с такого расстояния. Это так, прикрыть, может, террорист хоть опустит голову.

Отходим. До машин метров двадцать. Михаэль расстреливает фонарь на столбе, и машины погружаются в темноту, теперь нас почти не видно. Выстрелы слева, пули ложатся в стороне от нас. Очереди с нашей стороны. Это Саги поставил пулемет на капот и бьет по тому дому, из которого стреляли короткими очередями. Стреляют по нам уже с трех сторон, но и машины уже совсем близко. Тофах открыл задние двери, видя, что мы уже близко. Звено прикрытия лупит во все стороны, гильзы разлетаются веером, командир орет: «По машинам, быстрее!» Но нас подгонять и так не нужно, запрыгиваем быстро. Секунда — и машины рвут с места, двери захлопываем уже на ходу. Набираем скорость. Звучат последние выстрелы, но на них уже никто не обращает внимания. Выворачиваем на главную дорогу, и Саги топит газ что есть силы. Отсюда до базы минут двадцать езды. Я предвкушаю сигарету, которую выкурю по прибытии. «Джонни» у нас, потерь и раненых нет. Задание выполнено.

«Сайерет нахаль» — спецназ при пехотной дивизии, рота разведки. Моя специальность — диверсии в тылу врага и война с террором во время конфликта «малой интенсивности», который в Израиле не прекращается ни на минуту. В этом подразделении, как и во всех элитных частях, почти нет русских — высокий уровень секретности и жесточайший отбор.

В нашей армии много спецвойск. Есть «морские котики» — морская пехота, есть спецназ генштаба, в каждой дивизии есть свои спецподразделения, у которых свои цели и задачи. Мы, пехотный спецназ, — «рабочие лошадки». Нас кидают на все тяжелые операции на территориях; мы были на зачистках в секторе Газы; мы воевали в Ливане; и в случае «большой» войны мы действуем на территории противника и в его тылу. Большего опыта в партизанской войне, чем у нас, в Израиле нет ни у кого. «Малая война» — это наша реальность, наша постоянная действительность на протяжении всего срока службы.

Я постараюсь рассказать вам об этой войне, длящейся уже более чем полвека, несмотря на все достижения человечества в области гуманизма и человеколюбия.

3

Сии суть слова, которые говорил Моисей… вот, Я даю вам землю сию, пойдите, возьмите в наследие землю, которую Господь с клятвою обещал дать отцам вашим, Аврааму, Исааку и Иакову, им и потомству их.

Второзаконие, 1:8

Прошлое не важно. Эта история началась с того момента, когда я приехал в Израиль с твердым намерением пойти в армию. Пробыв в стране примерно полгода, я понял, что меня никто призвать не стремится и что действовать придется самому. А в армию мне хотелось сильно. Узнать, где в Иерусалиме находится военкомат, не составило проблем, и я пошел.

Четырехэтажное здание армейского серого цвета огорожено забором. Два охранника у входа в будке держат короткоствольные «узи». Сверху на доме сине-белый флаг с магендавидом.

— Паспорт есть? — один из охранников обращается ко мне.

Я достаю, и он сверяет фото с моим лицом.

— С какой целью пришел?

— По поводу призыва в армию, — отвечаю. «Только с этой целью сюда и ходят», — думаю уже про себя.

— Ладно, проходи.

В приемной проверили мой номер паспорта и, узнав, чего я хочу, отправили к одной из многочисленных секретарш. Я шел по коридору к нужному кабинету и разглядывал по дороге плакаты с армейской техникой и солдатами на учениях. Наконец нашел нужный мне кабинет.

В кабинете сидела скучающая девочка в армейской форме, которая, задумчиво накручивая прядь волос на палец, грустно мне сообщила, что в армии солдаты очень нужны и призваться я, конечно, смогу, ну примерно через год-полтора, после того как заполню все бумаги, пройду проверки и они мне пришлют повестку по почте. В общем, не звоните нам, мы позвоним вам сами. Но поскольку я уже тогда был знаком с израильской бюрократией, переплюнуть которую может только советская, да и то они еще поспорят, то так просто не сдался и подошел к вопросу с другой стороны: