Мой XX век: счастье быть самим собой - [46]

Из разговора автора с ее братом Николаем мы узнаем о том, что Татьяна Аристархова, не выдержав искушений столичной жизни, совершила «неожиданный и достойный порицания поступок» – попытку самовольно уйти из жизни.

И вот С. Малашкин пытается объяснить все сложности, противоречия, в которых запуталась деревенская девушка Таня Аристархова. Для ее брата все ясно: она была так «сдавлена» обстоятельствами, в которых она оказалась, что не смогла удержаться на уровне настоящей жизни и попала под влияние «типов, которые окружали ее, втянули в пропасть, опутали колючей липкой травой – дерябкой, – эта трава больше всего растет на огородах в нашей местности, размножается ужасно быстро, душит собой все посеянное и другие травы. Вот и среди нашей молодежи есть трава дерябка, зеленая и липкая, похожая на плесень. Вот эта самая дерябка не только растет вместе с нашей молодежью, но и задает иногда тон, поднимается иногда на высоту, старается с этой высоты командовать и руководить... Ну, разве ты не видишь, сколько у нас в университетах мещан, ничего не имеющих общего с рабочим классом, абсолютно чуждых ему? Ну, скажи, разве тебе не показала наглядно партийная дискуссия с Троцким? Разве тебе не было видно, кто пошел за ним во время этой пресловутой дискуссии?.. За Троцким пошла как раз та молодежь, что нахлынула из окраин, из мещанских семей».

Автор повести создает глубокий и многогранный образ девушки душевно чистой, убежденной в правоте революционных идеалов, активно их отстаивающей, но попавшей на какое-то время под дурное влияние, понявшей весь трагизм своего положения и обретшей свое подлинное лицо и счастье. Но сколько ей «пришлось пережить, проголодать, перестрадать» за четыре года учебы в Москве. Сколько утрачено простого, человеческого в ее душе: не влечет ее к себе жизнь, простая, будничная, с чарующими запахами весны, лета. Она утратила способность молодо плакать, молодо смеяться, как это было раньше, равнодушно смотрит она на окружающую жизнь, видя перед собой только серое, ничего не говорящее пространство, на котором стоят, движутся ничего не говорящие ее зрению предметы, вещи, люди. «Почему это? Отчего?» – задает она себе вопросы. И не находит ответа. В таком драматическом положении она оказалась после четырех лет учебы в университете. Вот принесут ребята анаши, накурится, тогда ей станет весело, будет бездумно покачиваться из стороны в сторону и безудержно хохотать.

Все, кажется ей, кончилось, жизнь прошумела и ушла, ненужная и бесполезная. Ее «зацеловали, захватали, замусолили». Она упала с «огненных крыльев времени» и спокойно лежит в «грязном болоте». Но спокойно ли? В мучительных раздумьях она провела всю ночь, то надеясь с помощью анаши снова уйти в мир бесшабашного веселья, то со всей обнаженностью думая о том, что ведь не все потеряно, ведь ее только силой затянули в это болото, опутали паутиной плесени, стоит только встряхнуться, крепче упереться ногами в землю, взглянуть на небо, как сразу станет чище и радостнее на душе, вспомнятся сельские комсомольцы, их хорошее к ней отношение, вспомнятся ребята, которые добровольно ушли на фронт и сложили свои головы за пролетарскую революцию. Она была веселой, озорной и целомудренной, а стала такая, что потеряла всякий вкус к красоте, молодости.

И только появление Петра, большого, сильного, чистого в своих поступках и желаниях, вернуло ее к подлинной жизни – в ее душу снова вошла способность радоваться необыкновенной весне и плакать счастливыми слезами. И вот этого в прошлом деревенского активиста, комсомольца, ныне крепкого и честного партийца жизнь сталкивает с Исайкой Чужачком: «Глядя и изучая Исайку Чужачка, трудно было пересчитать все цвета его замечательной фигуры, а также было совершенно невозможно понять логику его мыслей, так как в нем сочетались все чувства, все мысли, все темпераменты, как он любил всегда и весьма серьезно выражаться, «интернационального свойства».

Именно Исайка Чужачок произносит здесь речи «о половом вопросе и о свободной любви». «Новая любовь, – по его словам, – это свободная связь на основе экономической независимости и органического влечения индивидуумов противоположного пола». Собравшиеся здесь не очень-то поверили ему, отнеслись к его словам иронически. Но это ничуть не смущает оратора: «Я интернационален, а потому не только в любви, а и в общих вопросах хорошо разбираюсь. А в городе Полтаве меня маленьким Троцким называли». «Другие скажут, – продолжал оратор, – что новая любовь безнравственна, но ведь, как известно, всякая мораль классовая, а потому и безнравственна она только с буржуазной точки зрения...» Исайка Чужачок призывает отбросить старые формы любви, – отбросить верность, чистоту. Только сиюминутное влечение должно определять отношение между мужчиной и женщиной – вот главное, к чему призывал «маленький Троцкий» из Полтавы. И на какое-то время ему удалось внушить эти безнравственные взгляды на любовь и брак отдельным группам студенческой молодежи, начавшим устраивать афинские ночи. На одной из таких гулянок и встретился Петр с Чужачком.