Мой враг — королева - [9]

— Ты весьма похожа на свою бабушку, — сказала мне как-то мать. — Тебе следует остерегаться собственного характера.

Я знала, что она имеет в виду: мужчины находили и будут находить меня привлекательной, так же, как и Марию Болейн, и мне не следовало обольщаться их ухаживаниями и вниманием там, где они мне не сулили ничего. Но это была перспектива, очень заманчивая для меня, и это же являлось одной из причин, по которой я так желала поскорее быть представленной двору.

Королева сидела в большом резном кресле, похожем на трон, и матушка подвела меня к ней.

— Ваше Величество, позвольте представить Вам мою дочь Летицию. Мы в семье зовем ее Леттис.

Я присела в поклоне, не поднимая глаз, как меня учили, делая вид, что не в силах поднять их, потрясенная сиянием и величием Королевы.

— Тогда и я стану так звать ее, — сказала королева. — Леттис, встань и подойди поближе, чтобы я смогла рассмотреть тебя.

Близорукость делала ее зрачки огромными. Подойдя ближе, я была изумлена нежностью и белизной ее кожи. Едва заметные брови и ресницы придавали ее лицу выражение удивления.

— Ну что ж, Кэт, — обратилась она к моей матери, поскольку в ее привычке было давать людям уменьшительные имена и прозвища, а мать была Кэтрин, что легко сокращалось до Кэт, — я вижу, что у вас прелестная дочь.

В те дни моя внешность еще не вызывала в ней зависти и раздражения. Она всегда поддавалась на приятную внешность, в особенности, у мужчин, само собой разумеется, но любила также и красивых женщин… до той поры, пока любимые ею мужчины не начинали восхищаться ими.

— Благодарю, Ваше Величество.

Королева засмеялась:

— Какая вы плодовитая женщина, кузина. Семеро сыновей и четверо дочерей, ведь так? Я люблю большие семьи. Леттис, дай мне свою руку: мы ведь кузины. Как ты нашла Англию по возвращению?

— Англия — прекрасная страна, если в ней правит Ваше Величество.

— Ха! — рассмеялась опять королева. — Я вижу, вы воспитали в ней находчивость. Клянусь, это дело рук Фрэнсиса.

— Фрэнсис всегда был внимателен к своим сыновьям и дочерям, в особенности в то время, когда мы были вдали от родины, — сказала мать. — Когда Ваше Величество находилось в опасности, он был в отчаянии… как, впрочем, и все мы.

Она серьезно кивнула:

— Что ж, теперь вы дома, и жизнь ваша должна быть благополучна. Вам нужно подыскать достойных мужей вашим дочерям, Кэт. Если они все у вас такие же хорошенькие, как Леттис, это будет нетрудно.

— Какая радость быть вновь дома, Мадам, — отвечала мать. — Мы с Фрэнсисом радуемся уже одному этому и пока не помышляем ни о чем ином.

— Нужно подумать, что предпринять, — сказала королева, остановив на мне свой взгляд. — Я вижу, ваша Леттис немногословна.

— Я полагала, что будет приличным дождаться позволения Вашего Величества на то, чтобы высказаться, — быстро вставила я.

— Конечно, ты можешь говорить. Я буду рада услышать твое мнение. Я не люблю людей, которые не имеют своего мнения. Приятный оппонент более интересен, чем молчаливый соглашатель. Так что ты мне можешь сказать о себе?

— Я скажу, что разделяю восхищение моих родителей по случаю того, что мы вновь на родине, и что с восторгом вижу мою царственную родственницу на предназначенном ей самой судьбой месте королевы.

— Хорошо сказано. Вижу, что вы научили ее пользоваться и умом, и язычком, кузина.

— Этому я научилась сама, Мадам, — парировала я. Мать была обеспокоена моей дерзостью, но губы королевы тронула усмешка, показывавшая, что она довольна.

— Чему же еще ты научилась сама? — спросила она.

— Слушать внимательно, когда я не могу принимать участия в дискуссии, и немедленно вступать в нее, когда это возможно.

Королева расхохоталась:

— Тогда ты действительно мудра. Тебе пригодится это, когда ты будешь при дворе. Весьма многие умеют нести чепуху, однако немного таких, которые умеют слушать, — и они, несомненно, мудры, и мужчины, и женщины. А ты…тебе ведь семнадцать, не так ли? Ты уже научилась этому. Поди же, посиди со мной. Мы поболтаем.

Матушка была польщена, однако бросила на меня предупредительный взгляд; он означал, чтобы я не вздумала обольщаться этим мимолетным успехом.

И она была права: инстинкт подсказывал мне, что королева быстро переходила от состояния удовлетворенности к неудовольствию.

Но мой шанс ступить на опасную стезю близости к королеве испарился: двери распахнулись, и в зал вошел мужчина. Матушка была потрясена бесцеремонностью этого вторжения, и я поняла, что этот человек нарушил какое-то строгое правило этикета, врываясь к королеве без доклада.

Он разительно отличался от всех виденных мною прежде: было в его внешности что-то, что сразу выделяло его. Но сказать, что он был красив — а он, вне сомнения, был красив — значило бы не сказать ничего. Красивых мужчин много, но за всю жизнь я не встретила ни одного, кто бы обладал его выдающимися качествами. Я видела его прежде — на коронации. Может быть, это внезапное чувство любви заставило меня тогда увидеть Роберта Дадли именно таким, может быть, он очаровал и околдовал меня так же, как околдовывал множество женщин, даже саму Елизавету. Я не всегда любила его, а когда я вспоминаю, какими были наши последние дни, я содрогаюсь даже сейчас. Роберта Дадли можно было либо любить — либо ненавидеть, это должен был признать каждый. Не знаю за ним другого столь яркого качества, каким его можно было бы сразу описать, как природная грация и благородство. Он был рожден с этим качеством и хорошо это знал.