Мой старший брат - [5]

фольцваген какой-то, значки с Гагариным, “гаврош” – прическа такая у теток, “Кабачок 13 стульев” и пани Моника, “Запишите на ваши магнитофоны” – это по радио передача, журналы про спорт, любые иностранные газеты, шариковые ручки, шампуневые флакончики, модели самолетов, и, конечно, жувачка – за нее вообще могли полжизни отдать. У некоторых родители собирали еще от заграничного вина бутылки пустые. Или этикетки – это тоже очень модно было. Ну и, конечно, выражения на английском – “герла”, “шузы”, “хелло, беби!”.

Или “о’кей, ребята!”. Кстати, мой брат всегда что-нибудь такое говорил. Бывало, как сказанет: “Ай кен гет, ноу сатис-фэкшен” .

Что такое эта фэкшен – я не знал. Но брату я верил. Тем более у него произношение английское – чистейшее: ФЭКШН .

А уж после того, как Наши Ребята – хоккеисты – играли с Кленовыми

Листьями, с профессионалами канадскими, стало модно называть имя какого-нибудь игрока иностранного. Просто так взять и сказать небрежненько: “Пит Маховлич”. А тебе в ответ: “Эспозито”.

Одно время самым модным выражением было битловское “кам тугеза!”.

Так какой-то болван объединил это с канадским хоккеистом, и получилось “Кам тугеза! Пит Маховлич”. Глупость, конечно, но очень модным считалось…

Как-то раз в одном журнале – совсем, правда, не модном, потому что назывался он не то “Молодежь села”, не то “Село молодое”, не помню,

– написали огромную статью про “Битлз”. Дурацкая статья, если честно. “Битлз” там обзывали “жуки-ударники” и ругали за длинные волосы и рогатые гитары. Дядька, который статью написал, уверял всех, что у “Битлз” не музыка, а так, шум один и скоро все их забудут.

Конечно, мы с братом сразу поняли, что он самый настоящий придурок.

Еще там было написано, что “Битлз”, когда прославились, носили

“простую одежду рабочих кварталов Англии – вельветовые пиджаки без воротников”. И что “западная молодежь, бездумно подражая своим кричащим со сцены идолам”, тоже захотела такую одежду носить. И началась повальная мода на вельвет. А в Англии в то время с вельветом вообще плохо было, на всех не хватало. И тогда срочно пооткрывались вельветовые фабрики и тысячи английских безработных получили работу. И “производство вельвета на британскую душу населения” сильно увеличилось. И уж после этого в вельвете стали ходить все поголовно.

Я читал и сильно радовался за английских безработных. И думал:

“Вез-зет же нектрым! Вон англичане – как „Битлз”! Ходят себе в вельветовых пиджаках без воротников, и им хоть бы что”.

– Представляешь, – мечтательно сказал я брату, – наверное, у них там в их “Доме тканей” джунгли настоящие.

– При чем здесь джунгли? – удивился мой брат.

– Джунгли при том, – сказал я внушительно, – что вельвета в Англии завались и выше. Читал, что написано? У них там, наверное, один сплошной вельвет. Вельветовые джунгли.

– Хм! Молоток! – неожиданно похвалил меня брат. – Неплохо звучит -

“вельветовые джунгли”. Прямо как название какой-нибудь группы.

Он опять нырнул в журнал, затих и вдруг как вскинется. И как заорет мне в ухо:

– Да пока я с тобой здесь сижу, весь мир в вельвете ходит.

Засобирался и исчез куда-то.

– А чё делать-то надо, скажи! – крикнул я ему вслед. Но он меня уже не слышал.

Вообще-то мой брат понимал толк в моде. Однажды, например, он из матрасной материи такие широченные клеши себе пошил, парашют прямо.

Когда брат в этих штанах по улице шел, на него все оборачивались.

Шикарные штаны были!

Но вельветовый пиджак без воротника? Как у “Битлз”?!.

Через два дня моему брату удалось где-то раздобыть канареечного цвета вельвет. И на следующее утро – пораньше, в семь часов, – волнуясь и предчувствуя счастье, он помчался в ателье.

Эту историю мой брат потом столько раз рассказывал, что я ее чуть ли не наизусть выучил…

Еще до открытия народищу у входа столпилось – не продохнуть. А потом предстояло лет сто внутри толкаться. Но ради битловского пиджака без воротника можно было вытерпеть все…

Наконец эта дурацкая очередь доползла и до моего брата. К нему вышел портной, жующий дядька с красным носом.

– А-а, молодежь! – заулыбался дядька.

И, продолжая жевать, повел брата в примерочную кабинку с зеркалами.

Там портной развернул братовский сверток, вытер о вельвет руки и бодро спросил:

– Ну, что шить будем?

Брат, переполненный знаниями о “производстве вельвета на британскую душу населения”, начал было говорить:

– Мне бы простую одежду рабочих кварталов Англии… Вельветовые джунгли. В смысле – пидж…

– Понял, – перебил моего брата портной. – Модное нужно, правильно? -

Он заулыбался во весь набитый свой рот и похвастался: – Что я, не знаю, что ли, что молодежи нравится: чтобы расклешенное все, правильно? Последний фасон.

Мой брат попытался договорить:

– Да, конечно… Фасон… Да. Но только, знаете, главное, чтобы без воротни…

– К молодежи ведь как? С душой надо! – опять перебил брата портной.

– Не боись, сошью все по высшему разряду. От невест отбоя не будет.

Он хрипло засмеялся и, не давая сказать моему брату ни слова, быстро, будто фокусы показывал, стал обмерять его с ног до головы.

Брат крутил головой, смотрел в зеркало и пытался поспеть за портным.