Мой спаситель - [62]

Уютный запах конюшни и стойла напомнил Дункану о детстве. К большому неудовольствию своего отца, он проводил много времени с деревенскими мальчишками, ночуя на душистом сеновале. Он ободряюще улыбнулся Лине и осторожно закрыл дверь амбара.

— Здесь мы переночуем. Нас никто не заметит, если мы уйдем завтра до того, как встанет молочник.

Лине сморщила носик и посмотрела на лунную пыль, которая сочилась сверху через отверстие в крыше.

— Я еще никогда не ночевала на конюшне. Это ваше… обычное предпочтение?

— Я бы отвез вас в свой замок, — уголки его губ изогнулись в улыбке, — но он слишком далеко отсюда.

От усталости она не могла ему перечить и лишь слегка рассмеялась ему в ответ.

— Хотите есть?

— Мы съели последний кусок хлеба еще в полдень, — с сожалением протянула она.

— За коттеджем есть пекарня. Там, должно быть, много хлеба.

— Не станете же вы воровать у крестьянина?

— А кто говорит о воровстве?

— Вы сказали, что у вас больше нет денег, — сказала она, прищурившись.

Это было правдой. У него больше не было денег. Но на деньги, вырученные от продажи алмазов с рукоятки своего меча, он мог бы целый месяц кормить весь Лондон. А если у человека есть мозги, то для небольшого доброго дела ему хватит совсем немного.

— Как я вам уже говорил, мне не нужны… — начал он.

— Я знаю. Вам не нужны деньги, — закончила она.

Он ухмыльнулся. Она скрестила на груди руки.

— И как же вы собираетесь…

— Подождите здесь.

Он чувствовал, что она наблюдает за ним. Это было приятное ощущение. Он махнул ей рукой в знак одобрения и, пригнувшись, быстро и беззвучно, словно тень, проскользнул в низкую дверь и закрыл ее.

Он рассчитывал, что вернется из пекарни в мгновение ока, надеясь обнаружить там какой-нибудь перепеченный хлеб или остатки плохо поднявшегося теста. Но застать там жену пекаря он никак не предполагал.

Женщина была удивлена не меньше его. Но потом он сообразил, что не каждый день после наступления темноты в ее пекарню врывается огромный англичанин. Глаза у нее округлились, и она уже открыла было рот, чтобы закричать.

Он действовал, не раздумывая, следуя инстинктам, которые никогда не подводили его. Рванувшись вперед, он положил руки на одутловатые щеки женщины и запечатлел крепкий поцелуй на ее все еще открытых устах.

Она пискнула только раз, как мышка, попавшая в лапы кошки. Но после протеста она растаяла в его объятиях. Бедная женщина, должно быть, страдала от недостатка внимания. Она прижалась к нему всем телом, наслаждаясь каждым мгновением, словно это был последний поцелуй в ее жизни.

Когда Дункан был уверен, что она не закричит, он выпрямился и с нежностью посмотрел на нее сверху вниз. В свете свечи он заметил, что щеки ее запылали, в глазах появилось мечтательное выражение, и она слабо улыбнулась в ответ. Теперь она не станет кричать даже за все серебро в мире.

— Я не собирался причинять вам вред, миледи, — заверил он ее. — Дело в том, что я приехал издалека и ел мало. Когда я почувствовал запах вашего чудесного хлеба, признаюсь… я потерял голову.

Женщина покраснела до корней волос.

— Пожалуйста, сэр, — выдохнула она, — угощайтесь всем, что видите здесь.

Он улыбнулся. Женщина покачнулась.

— По-моему, я и так уже угостился.

В ее глазах на мгновение засветилось неземное блаженство, сменившееся паникой.

— Поль, мой муж…

— Я быстро.

Она схватила три все еще теплые буханки и поспешно протянула Дункану.

Он дотронулся до ее рук, сказав:

— Не удивляйтесь, если к рассвету ваша корова будет подоена.

Он сунул буханки под мышку и подмигнул ей. Прежде чем она смогла что-нибудь ответить, он галантно поклонился ей и вышел.

У Лине закружилась голова от запаха хлеба, который цыган нес под мышкой, украдкой пробираясь по двору. Святая Мария, она была так голодна, что готова сама съесть целую буханку.

Он был в дюжине ярдов от амбара, когда дверь коттеджа медленно отворилась. Дункан рванул к конюшне. Не успел он скрыться за углом, как из коттеджа появился булочник, раскатывая рукава своей рубахи и направляясь к пекарне.

— Матильда! — послышался зычный голос фермера.

Лине припала к щели в двери. Матильда? В пекарне была женщина?

— Как вам удалось… — начала она, нахмурившись.

— Пойдемте, — сказал цыган, проигнорировав ее вопрос и захлопнув дверь. — Сейчас мы устроим царское пиршество, — и отломил ломоть от одной из буханок.

Лине не сводила глаз с хлеба, непроизвольно облизываясь. Ей очень не хотелось брать хлеб из рук цыгана. Ее отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что одна из де Монфоров зависит от милостивой подачки простолюдина. Но после столь утомительного путешествия она умирала от голода. Лине взяла ломоть, пробормотала слова благодарности и присела на краешек стульчика для дойки, чтобы насладиться едой.

Хлеб был еще теплым. Откусывая большие куски, она искоса смотрела на цыгана. Похоже, его не коснулась усталость, которая полностью истощила ее силы. И хотя волосы его висели непокорными кудрями, а одежда была безнадежно измята, его глаза блестели, несмотря на долгое путешествие. С удовлетворенным вздохом он припал к грубому хлебу, словно он был роскошным яством.

И в сотый раз Лине нахмурила брови, пытаясь понять, что же цыгану от нее нужно. Зачем этому простолюдину рисковать ради нее своей жизнью?