Мой спаситель - [27]

Будь проклята эта девчонка! У нее не было сердца. Он не дал Эль Галло опозорить ее перед всеми прямо на пристани. Он спас ткань этой женщины, ее лошадь и жалкую повозку на дороге. Во имя всех святых! Ради нее он рисковал собственной жизнью. И вот один взмах бархатного рукава, один блеск серебряного медальона — и она так уцепилась в этого своего странного незнакомца, словно само солнце вращалось вокруг него.

Ладно, пусть она не верит, что нуждается в его защите. Очень хорошо. Он отказывается от своего предложения. Его ожидали более важные дела. Целые деревеньки вассалов его отца столкнулись с более серьезными проблемами, чем она. И уж они с благодарностью примут его помощь.

Стиснув зубы и упрямо выпятив челюсть, Дункан решительно зашагал с той надменностью, надеяться на которую ему позволяло его благородное происхождение. Он шел вдоль расступившихся любопытных зевак, пялившихся на него, подальше от палаточного ряда торговцев шерстью, к дороге, ведущей в замок.

Тайны ночи рассеяло восходящее солнце, озарив знакомые луга и холмы, принадлежавшие де Ваэрам. Направляясь домой, он старался выбросить из головы мысли о Лине. Вместо этого он думал о своих людях — арендаторах небольших клочков земли в Шотландии, простолюдинах, которые спали в лесу, не имея другой крыши над головой, обо всех своих слугах, купцах и нищих, которые когда-нибудь будут зависеть от него.

Но все, мимо чего он проходил, напоминало Дункану о Лине. Рожь, блестевшая вдали под солнцем, была такого же цвета, как и ее волосы. Блестящая зелень живых изгородей, разделявших поля, в точности совпадала по цвету с ее глазами. В лепестках дикой розы, карабкавшейся по валуну, угадывался нежный изгиб ее губ.

Где-то там осталась вздорная торговка с волосами, сверкавшими янтарем, и огромными изумрудными глазами, которая искала утешения в объятиях воина благородного происхождения. Скорее всего, она начисто позабыла о назойливом цыгане.

Если бы он мог с такой же легкостью отмахнуться от нее. В конце концов, он даже попытался убедить себя в том, что днем с ней ничего не случится и вообще его это больше не касается. Она даже не была его вассалом, а значит, не попадала под его защиту.

Он провел загрубевшей рукой по волосам. Не было смысла рассуждать о том, что первые лучи восходящего солнца идеально напоминали цвет ее волос. Совсем никакого смысла.

Он медленно шагал вверх по склону. Еще один день обещал быть невероятно длинным.

Лине ужаснулась: еще ни разу со дня смерти отца она не представала на людях полураздетой. Вот сейчас она стоит, поливая слезами рукав бархатного камзола какого-то несчастного джентльмена, а мысли ее в этот момент только о том, что этот чертов цыган предал ее.

Она ему доверяла. И, хотя ее разум и весь жизненный опыт свидетельствовали об обратном, она поверила ему. Посмотрев правде в глаза, следовало признать, что еще никогда ей не спалось так хорошо в ее собственном поместье в Авендоне, как этой ночью, когда она ощущала рядом присутствие цыгана.

Как он посмел обмануть ее?

Ей так был нужен совет отца. Она не допускала даже мысли о том, чтобы поговорить о своих проблемах с простым крестьянином.

— Ну вот, — успокаивающе проворковал благородный рыцарь. — Вам уже лучше, не так ли?

Внезапно до нее дошла вся нелепость ситуации. Шмыгнув носом, она освободилась из его объятий.

— Намного лучше, милорд. Благодарю вас, — она попыталась улыбнуться.

Незнакомец взглянул на рукав, который она только что орошала слезами. И хотя он сразу же ободряюще пожал руку Лине, на его лице промелькнуло выражение недовольства.

— Ах, простите меня, — сказала она. — Немного воды… — Она поспешила к тазику с водой, стоявшему на шатком столике, смочила льняное полотенце и принялась оттирать пятно на рукаве с величайшей поспешностью. — Вода устранит почти всю соль, и повредить ткани она не должна. Разумеется, когда пятно высохнет, вам захочется выстирать камзол…

Неожиданно он схватил ее за запястья, как паук попавшую в его паутину муху, и, развернув ее руку ладонью кверху, поцеловал ее.

— Миледи, — выдохнул он, и его губы вдруг скользнули по ее руке чуть выше. — Я бы счел за честь носить ваши слезы на рукаве своей одежды в качестве оружия и украшения.

Она одарила его робкой улыбкой. Какое это было облегчение — обмениваться любезностями с представителем своего класса, кому были знакомы не понаслышке принципы рыцарства и воспитанности и кто не будет выворачивать ее слова наизнанку или утверждать, что он является кем-то, кем не может быть на самом деле. Она смахнула рукой последнюю слезинку и глубоко вздохнула.

— Кроме того, — добавил знатный господин, — у меня есть еще несколько таких же костюмов.

Лине удивленно заморгала. Большинство мужчин не могли позволить себе и одного-единственного такого костюма!

Мужчина передал горящую свечу Гарольду, потом потер руки, одна из которых по-прежнему была в перчатке, а другая — без, его длинные пальцы переплетались подобно разноцветным ниткам в петле.

— А теперь, миледи, позвольте представиться, — он отвесил ей куртуазный поклон. — Я — дон Фердинанд Альфонсо де Компостела.