Мой мир: рассказы и письма художницы - [26]
5 февраля 1983 г.
1. 12 января 1965, Москва
Родная моя Любушка!
Получила вчера твоё письмо, спасибо большое. Оно пришло в очень грустную для меня минуту: как раз выяснилось, что нужно класть в больницу моего отца. Вчера я туда его отвезла. Ему очень не хотелось. Он страшно похудел, ничего не ест… <… >
Александр Никанорович Зуев.
Август 1964
Но всё-таки были и хорошие события за эти дни. Во-первых, я была на выставке Павла Кузнецова. Несмотря на то, что довольно темновато там и экспозиция не так уж хороша, – всё-таки то праздник для глаз. Во-вторых, был концерт моего друга Мити Терехова, причём он играл на великолепном инструменте – чембало. Это тоже было праздником. Играли они (у них квартет: виолончель, 2 скрипки и чембало) композитора Пёрселла (16 в., Англия), которого у нас совсем не знают и даже нот его достать нельзя.
На выставке встретила Мюллера – театрального художника>7, учителя моего и Татьяны>8. Он заставляет меня ходить в ГИТИС на его лекции 2 раза в неделю. Это интересно, только будет ли время, не знаю. Сейчас я звонила Эдику>9. Он едет в Башкирию весной. У него была выставка в университете. Зовёт смотреть его работы. Говорит, что в искусстве большие изменения к лучшему, что можно будет всё выставлять, что в Союзе художников нас разделяют: будет молодёжная секция и «стариковская».
Я ещё многим не успела позвонить, сейчас этим займусь. Здесь сильные морозы, не то, что в Сибири. Много снега, солнечные дни. На концерте встретила много старых своих друзей. Все считают меня чуть ли не героем, им кажется, что Сибирь что-то вроде Северного полюса!
Сегодня пойду на выставку Фаворского.
Да, у Эдика сидел «Борода»>10, и я что-то нечаянно сказала нелестное про него. Эдик, кажется, огорчился. Он очень просился в Кемерово, но ему сказали, что он уже всё там исчерпал в смысле материала. Он три раза в неделю показывает диапозитивы в Суриковском институте, а в остальное время пишет. Пожалуй, это правильно, и идеально было бы и для меня что-нибудь в этом роде. Театр – такая неблагодарная вещь!
Любочка, напиши мне точнее, какой размер головы твоей мамы, лучше померяй сантиметром, чтобы не ошибиться. Мне очень недостаёт тебя и твоих мудрых советов, я как-то растерянно живу здесь, нет времени сосредоточиться. Очень скучаю и без своей «берлоги» со всеми её кучками, невынесенным мусором и завываниями ветра!
Из театра пока никаких известий нет.
Целую тебя крепко. Большой привет от мамы – вам обеим, а от меня – твоей маме.
Твоя Наташа
2. 17 января 1965, Москва
Милая Любочка!
Что-то нет от тебя письма. Не знаю, покупать ли шапку!? Синтетических не видела пока (всегда их было полно). <… > Если я куплю и синтетическую шапку, и чулки твоей маме, там останется ещё мин. 15 руб. Купить ли на них что-нибудь? Напиши скорее.
Вчера была, наконец, у Эдика. Смотрела работы, есть красивые по форме, но нет, по-моему, в них стержня, какие-то бесхребетные. Я ему этого не стала говорить, он мне всё равно не поверит, а огорчится только.
Там были двое его друзей, «Бороды» не было. Оказывается, «Борода» тогда, выйдя от меня, сказал, что ему стыдно, что он так пижонился, и что я правильно его одёрнула.
Отцу немного лучше. Он прибавил 1 кг 600 грамм, теперь 67 кг 600 грамм! А он гораздо выше меня ростом!
Чудом удалось попасть на Марселя Марсо!
Целую тебя крепко, родная. Большой привет маме от нас обеих. Не забывай меня – пиши.
Твоя Н.
3. 22 января 1965, Москва
Куда-то делась ручка, так что пишу карандашом. Получила сегодня от тебя сразу 3 письма! Вот здорово! Я уж начала подумывать, что «с глаз долой – из сердца вон»! Хоть и не верится, что ты так скоро можешь меня «выгнать». (Это я так шучу!)
Сон твой очень похож на то, что происходит с моей живописью, может быть он оттого и приснился? Из-за театра я забываю о своей единственной настоящей профессии, и она начинает у меня «подгнивать».
Наталья Касаткина с куклой. 1960-е
При этих словах взглянула на свои картинки: они как бы укоряют меня за предательство, им-то не расскажешь сказки о том, что без зарплаты не проживёшь и что краски тоже покупаются в магазине….
Ну вот, нашлась, наконец, ручка. Тут меня одолевают толпы всяких знакомых. Устаю я страшно. Погода здесь промозглая, у всех грипп, я тоже не отстаю от здешней моды. У отца не была с воскресенья: боюсь занести ему инфекцию. <… >
Сегодня едем с мамой к одному очень интересному художнику, но очень занудливому «философу». Так что предстоит увидеть много интересных картин и услышать кучу рассуждений к ним в придачу. Но не ехать уж больше нельзя: это и так 3-летняя обида! А во вторник ко мне придёт не такой хороший художник (вернее, хороший, но неудачник: у него перестало «получаться» в искусстве с тех пор, как стало «получаться» в материальном отношении; это всегда роковым образом связано), но чудный, милейший человек, мой учитель Хазанов (автор моего портрета, который висит в Русском музее)>11. Но была у своей 70-летней «подруги» – сестры моего умершего театрального учителя>12. Она и сама интересно пишет. Затем видела выставку в Третьяковской галерее – «Северные письма» – иконы нашего севера. Потрясающая выставка! Если бы я не была таким «выжатым лимоном», то, вероятно, почувствовала бы это по-настоящему. Видела выставку Фаворского, это сверхздорово, но опять же – «выжатый лимон»! По этой же причине не могу идти в театры, тем более что Москва отнюдь не блещет в этом отношении.
