Мой маленький Советский Союз - [24]

3

Однажды ко мне подошел Олег – мальчик из еврейской семьи, жившей с Верой на одной лестничной площадке. И они были одноклассниками. (Ира, Вера и Олег обгоняли меня на класс, хотя мы были одногодками – просто из-за чрезмерно трепетного отношения к моему здоровью мама отправила меня в школу не в шесть, а в семь лет).

– Не могла бы ты… эээ… достать мне котенка. Ты же бродишь по огородам, поймай мне там какого-нибудь. Я домой его возьму.

Этот Олег был приятелем другого Олега. Другой Олег был высок, серьезен и молчалив. И недоступен, как тополь, возле которого можно играть сколько угодно, но взобраться – никак. И даже присесть не присядешь, в отличие от ивы или акации.

Когда этот зеленоглазый блондин в свитере под горло изредка появлялся на площадке – один или со своим другом Владиком, – на меня накатывала необъяснимая робость, словно я была на уроке и в класс вошел завуч. От стройной фигуры, от спокойных, немного грустных, но в то же время мягких, улыбчивых глаз веяло чем-то загадочным. Увидев его, я становилась как натянутая струна: вибрируя и звеня, эта струна создавала вокруг меня поле такого благоговения, что я не могла вымолвить ни слова, не могла сделать и шага по направлению Олегу, а тем более взглянуть ему прямо в лицо. Единственное, что мне оставалось, – убежать в другой конец площадки и украдкой наблюдать за каждым его движением, чувствуя, как токи пронзают меня с макушки до пяток.

Ничего особенного не происходило – Олег просто неторопливо прохаживался, коротко заговаривая то с одним, то с другим из мальчишек. К шумным играм он никогда не присоединялся, разве что иногда играл со старшеклассниками в волейбол, молча вставая в круг как равный. Я даже голоса его не слышала. И была не в курсе, что они так оживленно обсуждали с Владиком, заговорщически сев верхом на лавочке напротив друг друга. Кудрявый, постоянно улыбающийся Владик то и дело заходился звонким смехом. И этот его смех, и легкая улыбка Олега, казалось, были из другого времени. Плывущие по небу белые облака уносили меня к киевской Софи, в ту далекую-предалекую пору, когда еще жили на земле богатыри и княгиня Ольга оплакивала ратного князя Игоря. Два друга были как витязи, вышагнувшие из давних-предавних времен. Нарушая все календари, вышагнули и присели на мгновение на лавочку между двумя тополями перед домом у водохранилища, названного Тбилисским морем.

Как-то, набравшись храбрости, я все-таки устроилась вблизи них на скамейке напротив. Не прерывая беседы, которую я по-прежнему не могла расслышать, они мельком взглянули на меня, Владик подмигнул даже, но этим все внимание и ограничилось. Мне, однако, вдруг нестерпимо захотелось подойти к нему и поправить у него на голове несуществующую буденовку. Владик был как младший брат Олега, как его продолжение, но попроще. Был бы, к примеру, колодец, я бы с легкостью и без церемоний дала бы ему напиться воды.

Самого же Олега можно было представить если уж не в короне принца, то в офицерской фуражке. И вообще, он напоминал мне Веру, которая была для меня как старшая сестра. Но Олег был сложней и загадочней. К тому же нас разделяла такая крайне неприятная штука, как пол.

И вот, когда другой Олег, темнобровый мальчик одного роста со мной, с высокомерными, вечно насмешливыми карими глазами, с непокорной шевелюрой, разросшейся, как у взрослого парня, обратился ко мне с просьбой-наказом, я отловила для него простенького, короткошерстого, пугливого, со слабыми лапками черного котенка, и этот котенок нежданно-негаданно достался второму Олегу.

Было это так.

Я принесла котенка к подъезду, где жили Вера и ее одноклассник, посадила найденыша на кофту, раскинутую ковром-самолетом, и вызвала Олега, как и договаривались, условными ударами камня о трубу – мы так часто вызывали своих друзей.

Но пока Олег спускался, неожиданно появился тот, второй Олег…

Поравнявшись, он заметил котенка и, наклонившись к нему, взял на руки, как всегда, мягко улыбаясь.

– Это твой? – дружелюбно спросил он негромким, глуховатым, но при этом мелодичным голосом, и впервые в жизни наши взгляды встретились.

Мне показалось, что раньше, до этого мгновения, я была улиткой, прячущейся внутри влажной тьмы. Там, в этой тьме, было так тесно, что я не могла распустить все свое главное, нежное, что у меня, конечно, было. И вот некий добрый Бог, подмигнув мне, рассеял эту тьму, расширил пространство, приглашая вместе с ним лучисто изливать то самое главное.

– Нет, это я для Олега Гольдштейна поймала в саду позади дома, – пролепетала я едва слышно и, поспешно подняв с земли кофту, отряхнула ее, ведь этот Олег был такой аккуратный. – Он меня об этом просил.

– А-а… Понял. Симпатичный звереныш, я бы тоже от такого не отказался.

– Так бери, Олег, бери. – Это сказал уже Олег Гольдштейн.

Споткнувшись взглядом о его нервное, озабоченное чем-то лицо с небрежно свисающей на лоб челкой, я снова вжалась в свою раковину и потухла.

– Ну, нет, что ты… – Олег, высадив котенка на землю, выпрямился и шагнул в сторону. – Он же твой.

Мне девочка в следующий раз другого принесет. Тебя как зовут? Кажется, Маша? Поймаешь мне котеночка, Маша?…