Мой любимый шут - [3]

Поднимаясь по широченной лестнице из белоснежного мрамора, между третьим и четвёртым этажом я встретила королеву со свитой: Её Величество стояла у окна и задумчиво колупала ногтём краску на оконной раме. Отшелушенные кусочки краски падали на кудрявую макушку сидящего на подоконнике пятилетнего принца Георга (по слухам — сына от одного из королевских визажистов). Малыш увлечённо листал лежащую у него на коленях яркую книгу.

— Доброе утро, Ваше Величество, — присела в реверансе я и обратилась к Георгу: — Доброе утро, Ваше Высочество.

В этот момент сверху по лестнице съехал на скейтборде принц Мартин, заставив завизжать и броситься врассыпную доселе мирно сидевших на ступеньках фрейлин.

— Мартин, прекрати! — раздражённо воскликнула королева, — Довольно детства! Некуда девать энергию — покатайся верхом или сходи на теннисный корт!

— Что хочу, то и делаю, — невозмутимо отозвался наследник престола, — Тем более, это мой дом.

Её Величество резко отвернулась от окна, схватила принца за локоть.

— Постыдился бы людей!

Мартин дёрнул рукой, высвободился, презрительно скривил губы.

— Кого тут стыдиться? Их? — указал он на фрейлин, — Её? — кивок на меня, — Да они куклы безмозглые!

— Мартин!!!

— Отвяжитесь, маменька, — отмахнулся принц, и скейт загрохотал вниз по лестнице, унося хозяина прочь.

Я почувствовала себя оплёванной. С ног до головы. Хотелось пойти и хотя бы умыться. Я зачем-то посмотрела на королеву. Её Величество на миг показалась мне покрытой пылью фотографией. А потом наши взгляды встретились.

Точно также смотрела на меня мама, когда год назад я сообщила ей о своём новом романе. И так же она смотрела на отца, когда тот уезжал в очередную длительную командировку.

— Я не кукла, — вырвалось самопроизвольно.

— Я знаю, — улыбнулась одними уголками рта Её Величество, — Иди.

Жмущиеся к стене фрейлины вымученно хихикали. Маленький принц Георг задумчиво разглядывал осла на картинке. Этажом ниже что-то громыхнуло и покатилось. Я мысленно от души пожелала Мартину въехать в собственный портрет в галерее на втором этаже.

Раздумывая на тем, как портит людей власть, я добралась до апартаментов Шута. «Апартаменты»… две комнатки — спальня и маленький кабинет. И надо же — «апартаменты»! Дурацкая вычурность абсолютно во всём.

Шут сидел за массивным столом и что-то писал. Колокольчики на колпаке едва вздрагивали. Я тихонько подошла, уселась в креслице рядом со столом, поджав ноги, и медленно заскользила взглядом по такому знакомому лицу.

…Узкое, немного даже вытянутое. Острый подбородок, отчётливая линия скул, нос с лёгкой горбинкой. Тонкие бледные губы, над верхней справа — маленький, почти незаметный шрамик. Щёточки бровей, дуги ресниц. Глаза — спокойные, тёплые, большие, взгляд глубокий, с лёгким налётом грусти — словно море в штиль. Ну посмотри же на меня, мой любимый шут!

— Привет, — улыбнулся он, отрываясь от рукописи, — Я уж начал беспокоиться, куда подевалась моя дама сердца.

— Привет. Извини, что заставила поволноваться.

Он отложил рукопись в сторону и с наслаждением потянулся. Зазвенели бубенчики.

— Ты даже пишешь в этом дурацком колпаке, — с укоризной вздохнула я, кладя локти на стол, — Он тебе не надоел?

— Я на работе, Рита. Я же шут, помнишь?

— Но тут же тебя никто не видит!

— Не суть важно. Я просто шут. А ты немедленно рассказывай, где три дня пропадала.

Я молча теребила свой блокнот. Вообще-то последний раз выходя от Шута, я поклялась себе, что когда мы снова встретимся, я ПОПРОШУ… Встретились. Просить было почему-то страшно.

— Рита, эй… ты чего?

И действительно, чего это я? Вот же мой Шут — почти родной, любимый, понимающий, самый лучший. Кажется, он всю жизнь был рядом… Эх, была не была!

— Возьми меня замуж.

По-моему, вышло слишком тихо. Или слишком громко. В общем, слишком. И страшно стало от этого нахального «слишком». А потом я поняла, что мой Шут смеётся: по-доброму, с облегчением — будто ожидал от меня чего-то глобально-ужасного, а оказалось-то…

— Так возьмёшь? — совсем уж нагло спросила я.

Теперь наступила его очередь молчать. Надо думать, ошарашено. Или нет?..

— Послушай, ты, наверное, пошутила? — прозвучал воистину дурацкий вопрос.

— Нет.

— То есть, ты хочешь стать моей женой? — он покинул своё место и зашагал по комнате — от двери к столу, от стола к окну и обратно, — Ты хочешь стать женой шута?

— Да.

— М-маргарит-та!!! — воскликнул он, — Я же старый!

— Четырнадцать лет — не разница, — упавшим голосом сказала я.

— Я же некрасивый, не имею ни хорошего заработка, ни дома… Зачем тебе нищий шут, Рита?

И тут я жутко разозлилась. Подошла к Шуту, встала перед ним на цыпочки — чтобы глаза в глаза, а не в подбородок — и сказала:

— Зачем? Я, веришь ли, люблю тебя. А ты, кажется, говорил одно время, что любишь меня. Или нет?

— Да, — услышала я уже у двери, выходя.

Не остановилась. Не осталась. Не женское это дело…

* * *

Болела. Злилась. На работе угрюмо сидела в углу и не отвлекалась на посторонних (а они только и рады были), монотонно делала своё дело. Дома штопала к зиме шерстяные носки и помогала маме закатывать в банки лимонное варенье. Мама пела. Ей желтеющие в банках лимоны напоминали канареек и создавали солнечное настроение. Меня присутствие в холодильнике законсервированного солнца не спасало. Не грело.