Мой единственный - [2]

— Если бы ежик переходил дорогу, ты бы его сбила, ведь ежики не могут бегать. Тебе нужно быть осторожнее.

— Ежики не выходят днем, дорогой, они спят. Не волнуйся.

— Больной ежик может и не спать; может быть, ему приснился плохой сон, и он решил пойти погулять, кто знает.

— Я знаю, и потом — мы ведь не задавили ежика. Смотри, мы уже почти приехали, так что все в порядке.

Самое важное — не начать спор с Чарли у ворот школы, иначе его будет вообще не вытащить из машины.

— Обещаю, что домой буду ехать правильно и тихо, и, если встречу какого-нибудь ежика после ночного кошмара, я возьму его домой и дам ему попить.

Чарли немного успокоился, потом вдруг вспомнил этого идиотского «Голубого Питера»[1], где категорически утверждается, что никогда нельзя давать ежикам молоко, иначе они раздуются. Он начинает пространную лекцию о том, как себя вести при встрече со слоняющимися по тропинкам представителями дикой природы, которые могут нуждаться в помощи. В своем перечислении он уже доходит до панды и говорит о том, что важнее всего найти свежие побеги бамбука, как вдруг замечает только что подъехавшего Джеймса. Лекция «Дикая природа в опасности» резко прекращается, и они вприпрыжку бегут в школу, счастливые и довольные.

Зданию школы уже больше двухсот лет, и двое из ее учителей, в том числе учительница Чарли мисс Пайк, работают здесь так давно, что учили даже родителей своих теперешних учеников. Это, конечно, не воплощение последних достижений методики и педагогики, но здесь прекрасная спокойная атмосфера, которая так важна для шестилеток. Конечно, иногда меня беспокоит мысль о том, что Чарли не получает лучшее образование. Например, в школе считают, что для формирования этнических знаний вполне достаточно попросить детей принести зеленый лук на День святого Дэвида[2]. Но одной из самых главных причин, по которой я переехала сюда из Лондона, была именно возможность отдать Чарли в маленькую сельскую школу — такую, в какой училась я сама, — вместо огромной районной начальной школы, на которую он был бы обречен в городе. Я ходила на родительские собрания и дважды заблудилась. К тому же начинала сказываться общая напряженность жизни в Лондоне. Парковка по вечерам совершенно выводила меня из себя, и единственное, о чем я мечтала, — это уйти с работы пораньше, чтобы припарковаться рядом с домом, а не за шесть улиц до него.

После бесчисленных выходных, проведенных в поездках по маленьким городкам Кента, осмотра бесконечного количества мрачных домиков и попутного забрасывания Чарли конфетами, чтобы успокоить его, мы остановили свой выбор на местечке Мархурст, что совсем близко от Уитстабла. Теперь мы живем в небольшом домике, одном из четырех на маленькой улочке, недалеко от деревенского луга, с яблоней перед окном. На ней растут яблоки-кислица, но я не знала этого вначале. В деревушке есть магазин и паб, и до мамы с папой добираться всего полчаса. У нас три спальни и огромная игровая комната для Чарли — в Лондоне за такое жилье мы платили бы вдвое больше. Теперь мы можем ходить гулять в лес, а не устало таскаться по паркам, лавируя между спринтерами и сумасшедшими велосипедистами. Это, конечно, не совсем «Сидр с Рози»[3], но, в общем-то, близко к нему, и в то же время до Лондона ехать недолго. Я стою и смотрю на детей, которые парами идут по классам, подпрыгивая и подскакивая на ходу, и понимаю, уже не в первый раз, что не могу себе представить ничего хуже, чем быть учительницей смешанных начальных классов. Садясь в машину, я вижу маму Джеймса, Кейт; она выглядит такой же растерянной, и мы договариваемся встретиться попозже и выпить кофе.

Приезжаю домой, там куча белья для глажки и грязная посуда; все это я игнорирую. Пересиливаю искушение завалиться на диван перед телевизором, поднимаюсь наверх в свободную спальню, которую использую как кабинет, и приступаю к своим счетам. Я запускаю программу таблиц, но в результате нажатия какой-то клавиши одна таблица распадается на четыре, в сбившемся порядке. Я не могу вернуться к нужному варианту, с отвращением все бросаю и иду вниз перекусить печеньем. Но тут вдруг понимаю, что опаздываю на кофе, быстро собираюсь и повторяю свой утренний трюк, стартуя с места, при этом чуть не задавив соседскую кошку.

Приезжаю к Кейт, она — посередине кухни в резиновых сапогах, собирает воду с пола: что-то случилось со стиральной машиной. Я помогаю ей собрать воду, она наливает два джина с тоником. Вначале меня это немного шокирует, но когда из ее рассказа я узнаю, что поломка стиральной машины — лишь последнее звено в целом ряде неудач, мне все становится понятно. Джеймс по-прежнему ест только сосиски, и ей приходится покупать очень дорогие натуральные сосиски — не кормить же его непонятно чем из дешевых магазинов! Ее дочь Фёби перешла на вегетарианскую диету и хочет сделать пирсинг языка, но ей только восемь лет, поэтому Кейт не разрешает. Вдобавок ко всему ее бывший муж Фил перестал платить алименты, потому что его девушка только что родила и использовала все кредитные карточки на покупку одежды для малыша, так что его счет в банке заморожен.