Мой друг Плешнер - [5]

Гнилое болото

Жизнь у Плешнера, старого, облезлого, зачуханного зверюги, пошла как нельзя лучше. Стоило ли ему мечтать когда-нибудь о том счастье, что с избытком подвалило в его жизни в жадные, загребущие лапы, на самой заре осени, в канун прекрасного бабьего лета. Год назад он и в самых смелых мечтах не мог представить себе того, чем сейчас владел. Что было хорошего в его жизни тогда? Да ничего. Всеобщее презрение, дискриминация, безжалостные и обидные побои со стороны хозяев, а особенно главы дома, одинаково строго каравшего его за провинности малые и большие. Бедный кот все никак не мог взять в толк, за что его бьют, ведь гнусность в нем была заложена отродясь, он не мог жить не пакостничая. Творить гадости для него было такой же потребностью, как и дышать, есть, спать. Он жил так всю жизнь, с самого нежного котячьего возраста, еще тогда, будучи слепым и беспомощным котенком, он по подлому укусил кормящую его грудь матери, и тут же отпрянул прочь, уже тогда, совсем еще крохой осознавая всю низость своего поступка, но, тем не менее, упиваясь им. И вдвойне приятнее было слушать, как взбешенная укусом мамаша, такая всегда ласковая и нежная кошечка, буквально осатанела от боли и от души оттрепала Плешнерова братишку, такого же немощного и несмышленого кроху, занявшего освободившееся место. Он тогда пострадал за него, и долго его горестный плач сладким эхом отдавался в ушах маленького серого негодяя, и не было для него в ту пору звуков приятнее и слаще.

Он рос, взрослел, мужал, матерел, а вместе с ним росла и набирала силу заложенная в нем с детства гнусность, то и дело выплескиваясь на поверхность, отравляя окружающим их и без того не радостную жизнь. Не раз и не два он бывал пойман и бит, но наказания лишь все более озлобляли его, делали хитрее и изворотливее. Его виртуозному уходу от наказаний мог позавидовать любой, даже годящийся ему в дедушки котяра. Равному Плешнеру в придумывании и осуществлении всяких пакостей не было не только в поселке, но и во всей близлежащей округе. Во многих подворьях был проклят серый, облезлый мошенник, ни одна человеческая семья с радостью отвернула бы голову жирному прохвосту за его проделки, если бы не его легендарное умение оставлять всех в дураках, выкрутиться к своей вящей радости и славе.

Так продолжалось много лет, и он уже вполне уверился в собственной значимости как индивида, в своей непогрешимости и безнаказанности, правоте, какой бы мерзкой она ни была. Он собирался жить так и дальше, но случилось непоправимое, в его кошачий мир ураганом ворвалась беда. В доме объявился хозяин, и он был не склонен терпеть его гнусные выходки. Кот был бит, снова бит, пойман и еще раз бит, и так продолжалось день ото дня, и блекло прямо на глазах серое в полоску неприхотливое кошачье счастье. Ни напакостить, ни набедокурить, кругом одни пинки и затрещины. Налаженная жизнь катилась ко всем чертям кошачьим.

Но не зря Плешнер был стар и лыс, в его крупной, брыластой башке роились подчас далеко не глупые мысли. Одна из них и вынырнула на свет божий из самых потаенных глубин кошачьего сознания в самый что ни на есть тревожный для него миг. Всплыла на поверхность и вспыхнула сверхновой звездой, озарив своим светом сразу же заигравший бесчисленными красками мир, до этого безнадежно серый. Плешнер в душе был артистом, и эта мысль окрылила его, вернула ему утерянный душевный покой.

Он изменился, он стал тихим и добрым, очень послушным и ласковым, не склонным к проказам, само олицетворение порядочности. Родные давались диву подобным метаморфозам происшедшим с котом, качали недоуменно головами, видя чудесное превращение, казалось бы, неисправимого мерзавца. Его, по их мнению, могла исправить только могила, холодная и сырая и все именно к этому и шло, если бы не чудо.

Плешнер не хотел валяться за баней кормом для мух, не желал он оказаться и в баке с тяжеленным камнем на шее, не хотел, чтобы душа его грешная раньше времени воспарила к небесам на строгий и суровый суд кошачьих богов. Он смирился и исправился. Хозяева возрадовались, не веря до конца в подобное чудесное превращение. И по большому счету они были правы. Он изменился, но только в стенах этого дома, а за его пределами все приличия и условности слетали с него, как ненужная шелуха. И темными осенними ночами вздрагивал сонный поселок от его мерзких выходок.

А дома все было гладко. На радостях от происшедших с ним перемен, хозяин перестал третировать котяру, более того, оказал ему протекцию, защищая в кое-каких мелочах, когда он все-таки срывался, оберегая его от клеветнических нападок со стороны прочих обитателей жилища. Все самое вкусное, самый лакомый кусочек оказывался перед ним, старым Плешнером. Мог ли он когда-нибудь, даже в самые лучшие свои времена мечтать о чем-нибудь подобном? Конечно же, нет!

С утра и до ночи он дома, где вкусно ест и сладко спит, никем не тревожимый, на удобнейшем диване, целиком предоставленном ему, на мягкой же ручной работы подушке, в его же кошачьей собственности. И лишь по ночам, когда взирала с далеких небес на одинокую и грустную землю Луна, когда подмигивали бесчисленные огоньки звезд — кошачьих глаз, не мог сдержать Плешнер своей истинной сущности, рвавшейся наружу сквозь все препоны и преграды, воздвигнутые на ее пути условностями жизни. И он уходил в ночь, и она проглатывала его, и были его дела столь же черны, как и ночь, укрывшая его. А утром в дом приходил ласковый и добрый кот, и все продолжалось по-прежнему.