Мой друг Плешнер - [13]

Что-то несильно толкнуло ее, что-то зашевелилось, и заскреблось под нею. В недоумении, превозмогая противную слабость, кошка перевалилась на другой бок, с трудом разлепив залитый кровью глаз, косясь в сторону неожиданного источника неудобств. И о чудо! Ее взору предстал котенок, ее крошка сын, чудом уцелевший при нашествии злобного демона. Падая от удара, она придавила малыша своим телом и тем самым спасла его жизнь. А он, бедолага, все это время спал, и даже не подозревал, какой смертельной опасности подвергался. Он так ничего и не понял, и сейчас толкался, и вопил, ища неведомо куда подевавшихся братишек и сестер.

Появление котенка вернуло кошку к жизни. Она должна любой ценой спасти это крохотное и доверчивое существо, нуждающееся в ее заботе и защите. И кошка ожила, наспех привела себя в порядок, насколько это было возможно с разламывающейся от боли головой. А затем она надежно спрятала сынишку, найдя пусть и не столь комфортабельное, но зато вполне безопасное, недоступное для двуногих существ убежище.

Именно здесь, на новом месте потекла их дальнейшая жизнь. Она также уходила на поиски пищи, кормила котенка, играла с единственным уцелевшим крохой. Тимошка потихоньку подрастал.

Огромное двуногое чудовище первое время буквально исходило от ненависти и злобы, узнав, что кому-то удалось спастись. Не раз и не два пыталось оно достать Тимошку из его прибежища, но тщетно. Котенок забивался в самый дальний и потаенный угол убежища, и оттуда расширенными от страха глазенками следил за манипуляциями чудовища, и время от времени угрожающе шипел.

Двое других двуногих обитающих в доме, относились к Гнуси и ее сыну более снисходительно и не предпринимали попыток помочь монстру преуспеть в разорении кошачьего убежища. Со временем успокоился и смирился с поражением старый исполин, прекратив свои мерзкие выходки. Спустя некоторое время Тимошка достаточно подрос, чтобы уметь постоять за себя, и тогда Гнусь разрешила ему выйти наружу.

Робким и несмелым был его первый шаг в мире, оказавшемся невероятно огромным. Ему, чей мир ограничивался матерью, да тесным и пыльным уголком убежища, все было в диковинку. Каждая новая вещь, каждый новый предмет встретившийся на его пути, вызывал в нем неподдельный интерес и кот немедленно исследовал незнакомца, тщательно обнюхивая его, пробуя на зуб, исследуя на возможную враждебность. И каждый день, и час его огромные, по- детски наивные глаза были доверчиво распахнуты навстречу неведомому. И напрасны были опасения матери-кошки касательно его дальнейшей судьбы. Хотя люди и отнеслись к новому обитателю дома по разному, причин для беспокойства не было.

С тех пор, что прошли со дня гибели его семьи, в мире многое переменилось. Тогда Тимошка был очень мал и не мог ничего видеть, а, следовательно, и знать. Но где-то на подсознательном уровне отложились в нем события тех дней, их тревогу он впитал вместе с молоком матери. Он испытывал настороженное чувство к самому большому и старому из людей, его постоянно тянуло сделать этому существу какую-нибудь гадость. Истоков этого чувства он не знал и не понимал, и он был слишком маленьким, чтобы бороться с нахлынувшим желанием творить гадости, и это ему великолепно удавалось. Подлостей в адрес большого человека им было сделано немало, и каждая очередная гадость, бальзамом проливалась на его душу. Не раз и не два чудище заходилось от гнева, выведенное из равновесия его проделками. Но он был неуловим, он молод, бодр, полон задора и сил, и куда уж этой старой развалине тягаться с ним.

Второе человеческое существо, обитающее в доме, было самое хрупкое и миловидное. С ним у Тимофея сложились вполне дружеские, но далеко не фамильярные отношения. Он позволял существу играть с собой, подносить ему самые вкусные и отборные куски пищи, и даже иногда милостиво разрешал погладить свою глянцевую, шелковистую шерстку.

Что же касается третьего человека, то с ним у котенка сложились самые приятельские отношения, только одному ему он верил, только ему мог доверить самое сокровенное и тайное, что творилось у него в душе. Нередко, уютно расположившись в хозяйских руках, котенок намурлыкивал ему свои крохотные, по-детски наивные секреты. Хозяин внимательно слушал, иногда кивая и не переставая наглаживать его шелковистую шерстку, и Тимошка умолкал, блаженно прикрыв глаза и засыпая, и было ему тепло и радостно, как когда-то давным-давно, и мир вокруг него дышал покоем и умиротворенностью. Как жаль, что подобные моменты были на так уж часты. Хозяин всегда уходил, оставляя уютный дом, не обращая внимания на то, что творилось там, снаружи. И в стужу, и в зной, в пургу и слякоть, уходил он прочь. Как рассказывала кошка Гнусь, он ходит туда, где дают смешные красочные бумажки-деньги, которые он потом меняет на самые разные вкусности, такие как: куриные лапки, рыба, молоко, чтобы доставить радость ему, Тимошке. И котенок всем своим маленьким, доверчивым сердцем любил своего большого, немногословного друга.

Нередко томительно-долгими часами просиживал он у окна в ожидании возвращения лучшего друга, и не птицы, снующие туда-сюда по яблоневым ветвям, ни люди, то и дело проходящие по улице мимо, не могли отвлечь его пристального внимания. А глядел он вдаль, туда, куда уходит хозяин и откуда он всегда возвращается. Завидев его, Тимофей, радостно вопя и подняв хвост трубой мчался к двери, и если она была заперта, отчаянно вопил, просясь на улицу. А затем он, вздымая тучи пыли, мчался по улице навстречу другу, и разбегались в разные стороны, напуганные его появлением бродячие псы, и прочая поселковая живность. А затем он торжественно въезжал в дом на руках у лучшего друга и был пир, и лучшие, самые лакомые кусочки доставались, конечно же, ему, к неописуемой зависти всей прочей, хвостатой и блохастой братии, обитающей в доме.