Мой друг Пеликан - [20]

Ему не хотелось ее видеть: он, не задумываясь, всю вину взвалил на нее. Она тоже не горела желанием встретиться.

Он ощущал постоянное неудовлетворение в ее присутствии.

Стоило ему расстаться с ней, и он начинал тосковать; уже через минуту реальная сердечная боль отравляла существование. Когда Маришка была рядом, боли не было, наступало спокойствие — но зато неудовлетворенность, какая-то скука овладевали им, и возникало желание распрощаться поскорей.

Он знал, что он чокнутый. Он был из тех людей, которым мысль о смерти, посетив однажды, западала в душу и не давала покоя. Приходили мысли о самоубийстве.

Все-таки языковый барьер мешал полному и всестороннему общению с Маришкой; возможно, он стыдился своих переживаний. Но с кем еще можно поделиться до конца откровенно, как не с любимой и единственной?

Неосознанная потребность выговориться и невозможность выговориться — в этом, наверное, скрывалась причина неудовлетворенности.

Именно в эти дни Володя должен был решить важную практическую проблему.

Комсточетыре разгоняли. Сперва грозили всем отказать в общежитии.

В один из дней как нельзя кстати — и к его громадному неудовольствию — явилась мама, нахмуренная, разгневанная тем, что он не дает о себе знать, наплевал на них, живы они, здоровы они — ему не нужно ничего и его нет; она была очень сердита и обеспокоена. И то и другое не понравилось ему, зажало ему нервы. Он тоже нахмурился и не мог по-доброму смотреть на нее.

Объяснить он ничего не умел: не знакомить в самом деле ее с Маришкой. В голову не пришло рассказывать о своей любви, о том, что он из-за любви на час не может отлучиться. Вот так будет дохнуть от голода, без сигарет, завтра и без крыши над головой — и никуда не уйдет, так и сдохнет.

Мама потрогала его кровать, выложила из сумки домашние продукты.

Взяла чайник и сказала, что сама найдет дорогу в кубовую.

Там она задержалась: у нее с вахтершей получился длинный разговор по душам.

Потом она встретилась с комендантшей.

Володя проводил ее на станцию. По возвращении тетя Оля, вахтерша, сообщила ему, что в комнате на втором этаже, над кубовой, освободилось одно место. С разрешения комендантши, он может занять его.

Володя боялся поверить в то, о чем услышал. Он знал, что в этой комнате живет Петров, Пеликан.

Почему Пеликан? — теперь он узнает.

Он будет жить с ним в одной комнате!

15

Контраст с комсточетыре был поразительный.

Всего четыре кровати. Радиоприемник. Настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром. Никакого бардака — чисто, аккуратно. И — свет, сколько угодно, хотя бы до утра.

Из постоянных обитателей присутствовал один Модест. Он был детдомовский, и ему некуда было уехать.

Петров задерживался с приездом.

Заходили в комнату Валя Ревенко, Фаина, сидели подолгу, болтали о всякой всячине.

Однажды пришла Александра. Володя, наслышанный о ее талантах, робко помалкивал. Но недолго. Эта очкастая эрудитка притягивала его, в особенности когда он заметил, что его отношение небезразлично ей и за ее сдержанной и самовластной манерой открывается доброе внимание, способное обернуться, быть может, пониманием, — он понесся с горы.

Прочитал несколько своих стихотворений. Дал прочесть рассказ, еще незаконченный, переписанный разборчивым почерком на вырванных из тетради листах в клеточку. Они обособились и до ночи говорили о литературе. О жизни. О цели.

— Боря Петров тоже пишет стихи. Вы подружитесь.

Слова Александры прозвучали приятным подарком, согревшим сердце.

Он не без опасения ожидал первой встречи с Пеликаном. Если Модест встретил его хмуро и безразлично, не будет ли реакция главного сожителя враждебной? Слава Сорокин, правда, отнесся сразу к Володе как к своему, обрадовался появлению у них в комнате безобидного и незлобивого человека.

— Хорошие стихи?

— Разные. Но он ищет, старается понять. В чем-то вы похожи.

— Лет с тринадцати, всю сознательную жизнь, я знаю, — сказал Володя, — все-таки жизнь не имеет цели. Все умрут, всё умрет. Остальное — софистика… Зачем? Руки опускаются, и ничего не хочется. Скучно. Тошно жить. Тухлые зубрежники ходят на лекции и сидят, повторяют падежи. Их цели — в действительности дерьмо! Удивительно, сколько внимания уделяют пустякам, не задумываясь о главном. Сдать зачет — разве это цель жизни? Выиграть в баскетбол…

— А может, они правы?

— Как так?

— Жизнь дана — надо жить. По законам жизни. Кто-то из них, наверное, верит в Бога; это дает прочную основу.

— В комсточетыре со мной жил парень, Киря Смирнов. Он верующий, все о нем знали. Тихарь, блаженный… Бога нет; от страха принимают Его, как утопающий хватается за соломинку. И я бы с удовольствием поверил — но Его нет, Его нет!..

— Почему?

— Потому что как может Он быть в бесконечности в прошлом? В будущем бесконечно долго и далеко — еще куда ни шло. Но бесконечно в прошлом?

— Некоторые люди непосредственно ощущают Бога, соприкасаются с Ним. Именно из них — пророки, апостолы, передающие всем другим людям Божьи заповеди. Чудеса в давние и недавние времена засвидетельствованы многими очевидцами.

— Ты это серьезно? — Володя с недоверчивой усмешкой посмотрел на нее. — Все откровения и чудеса — либо гипноз, либо самогипноз. Полуобморочные фантазии. Психические процессы в мозгу экзальтированных человеков.