Мой друг Кирочка - [5]
Не знаю, далеко ли мы убежали бы в тот час, если бы не появление большой чёрной змеи, на которую я наступил босой ногой (я снял башмаки у костра, чтобы легче было бежать). Холодная, как снег, и скользкая, как мыло, змея поднялась на своём коротком хвосте и впилась в меня зелёными немигающими глазами. Я точно прирос к земле. Куда прыть девалась!
— Погиб!.. — мелькнула мысль, но я молчал и, холодея, продолжал смотреть на своего врага.
Роман Полканыч, ощетинившись и грозно оскалив острые белые клыки, молнией метнулся к чёрной змее и стал рвать её, ожесточенно и яростно топтать сильными лапами. Змея, то извиваясь, то вытягиваясь во всю длину, бешено кусала собаку в грудь и в морду.
Я пришёл в себя и закричал: «Папа! Лапа! Пала!»
Подбежал отец и прикончил гадину своей дубовой тростью. Тогда я вспомнил о Ромчике. Его возле нас не было. Он лежал у тлеющего костра, жалобно повизгивая и зализывая раны от укусов змеи.
Мама только что проснулась и спрашивала:
— Что случилось? Что случилось?
— На Гришу напала гадюка, и Ромчик спас ему жизнь, — сказал пала и опустился на корточки перед моим верным другом.
— Спасибо тебе, пёс, спасибо, — бормотал отец.
Мама кинулась целовать и обнимать меня, а потом подбежала к собаке и стала её горячо ласкать.
Тут папа словно очнулся. Он бросился к костру, подбросил в него хворосту, и костёр ярко запылал. Потом пала схватил проволоку, на которой висел чайник, и сунул один конец в пламя, а другой конец обмотал мокрым полотенцем.
Я с удивлением следил за тем, что делал отец.
— Что ты делаешь, лапа?
— Увидишь. Держи Ромчика, чтобы не убежал. Будем его лечить, — ответил папа, покусывая губы, наверное, от волнения.
Но Ромчик и не собирался удирать: он, взвизгивая, катался по траве и потирал лапами мордочку, на которой выступили алые капельки крови.
— Потерпеть придется тебе, Романушка, — ласково приговаривал папа и, достав проволоку из огня, крикнул маме:
— Зажми пса коленями и держи крепче…
С силой сжав рукой челюсти Ромчика, отец выдавил пальцами немного крови из ранок и стал прижигать их раскалённой проволокой. Роман Полканыч яростно рвался, выл и рычал и даже пытался укусить.
Я плакал и уговаривал его немножечко потерпеть, если он хочеть жить на белом свете.
Когда операция закончилась, я привязал Ромчика, чтобы не убежал.
Печальное происшествие всех нас так огорчило, что мы решили немедленно двинуться в обратный путь.
— Убери свою веревку, ведь собака очень больна и никуда от нас не убежит, — посоветовал папа, и я снял с Ромчика ошейник.
Бедный Роман Полканыч уже не бежал впереди: он уныло плёлся в нескольких шагах от нас и продолжал временами печально и тихо взвизгивать, жалуясь на нестерпимую боль.
Папа всю дорогу молчал и часто останавливался, дожидаясь, когда подойдет Ромчик.
— Что, Романушка, больно, говоришь, а? Ну, ничего, поправишься! Ты у нас молодчага, — говорил отец и, склонившись, ласково проводил рукой по голове моего верного друга.
К закату солнца мы пришли домой. Ромчику делалось всё хуже и хуже, он уже не вставал с войлока, на котором всегда спал, отворачивался от воды, умные глазки его были полузакрыты. Я принёс ему молока и печонки, но Ромчик словно не замечал своего любимого кушанья.
— Сходил бы ты, Александр, в ветеринарную лечебницу: может, вылечат нашего Ромчика, — сказала мама, обращаясь к отцу.
Через полчаса отец пришел с молодым человеком, от которого пахло лекарствами. Отец сказал ему:
— Очень прошу вас, товарищ врач, вылечить пса: ведь он спас нашего сына и вполне заслужил, чтобы ему спасли жизнь.
Ветеринарный врач улыбнулся:
— Постараюсь помочь вашему горю. Очень хорошо, что вы прижгли ранки горячим железом, очень хорошо! А сейчас мы поглядим на укусы. — И, присев возле молчаливого, равнодушного Романа Полканыча, врач легонько потрепал его рукой по спине и весело сказал:
— Вот сейчас промоем собачке ранки, потом укольчик сделаем, лекарством угостим, и дело пойдёт на лад, — и дело, говорю вам, пойдет на лад, — приговаривал молодой доктор.
Когда Ромчику был сделан укол, ветеринарный врач спросил:
— Нет ли у вас в доме красного вина?
— Есть, кажется… А что? — удивился папа.
— Это помогает… Налейте-ка столовую ложку.
Роман Полканыч лежал пластом на войлоке, тяжело и часто дыша. Когда врач раздвинул ему палочкой зубы и влил вино в рот, пес покорно проглотил его и снова уронил голову на пол.
Прощаясь, ветеринарный врач обещал зайти на другой день, а мне сказал:
— Вылечим собаку, не волнуйся… Да, а как звать твоего спасителя?
— Романом Полканычем, — ответил я.
Врач приподнял густые брови и расхохотался:
— Ха-ха-ха! Вот здорово — Роман Полканыч! Жучка, Шарик, Каштанка — это я слышал, а вот. чтобы пса называли по имени и отчеству, в первый раз слышу… Ха-ха-ха!
Мама и папа тоже рассмеялись, но мне было не до смеха, и я сердито отвернулся от доктора.
Наступила ночь, но я спать не ложился: сидел возле Ром-чика. Чтобы он не отлежал бока, я изредка осторожно поворачивал его: так велел ветеринарный врач. Я разыскал в ящике серую заячью шкурку, на которой Ромчик спал, когда был маленьким, и подложил её ему под голову.