Мой дикий ухажер из ФСБ и другие истории - [41]

– А я папу своего не боюсь, – сказала я.

Глаша очень удивилась.

– Он тебя не наказывает?

– Нет.

Меня очень смущало, что в семье отца Александра били детей. У меня дома это было не принято – правда, не вследствие какой-то особенной гуманистической позиции родителей, а скорее потому, что у них просто не было времени заниматься моей праведностью. Однако отец Александр казался мне очень добрым, и я никак не могла представить, чтобы он кого-нибудь бил и доводил до слез. Позже из рассказов Глаши я поняла, что бичом Господним у них в семье, как правило, выступала матушка Ирина – красивая полная женщина с белым круглым лицом. Она руководила церковным хором и пела так хорошо и чисто, словно на клиросе на нее сходила благодать. Правда, после служб благодать куда-то девалась – в миру матушка Ирина была женщиной неулыбчивой и, по моим воспоминаниям, не очень-то ласковой. Она замечательно умела солить огурцы, что, как я потом узнала, является отличительной чертой всех матушек.

Квартира «святой семьи» производила двойственное впечатление. С одной стороны, в ней было много красивых вещей – вазы, гардины, иконы в богатых окладах, старинные книги, подсвечники, резная тяжелая мебель темного дерева. С другой – было пыльно и грязно: когда в коридоре снимались сандалии, к ногам тут же прилипал всякий сор. При этом Наташу и Глашу, по их рассказам, все время заставляли убираться.

– Я не пойду гулять, – вздыхала Глаша в телефонную трубку. – Мне надо вымыть пол.

Иногда нельзя было дозваться ее целый день – то пол, то окна, то пыль протереть. К тому же девочки ходили в музыкальную школу и много занимались игрой на пианино. Дома у них бывать я любила – там всегда было много конфет и необычных игрушек. Так, у Глаши была дорогая фарфоровая кукла, а отцу Александру как-то раз кто-то из прихожан подарил корзину с сахарными розами. Эти розы стояли в гостиной, и матушка после ужина разрешала нам съесть бутон.

Гораздо меньше мне нравилось в церкви. Стоять службы было очень тяжело, поэтому я старалась приткнуться к лавочке с корзиной для подаяний, чтобы иногда на ней отдыхать. В том месте была икона Божьей Матери, на руках которой сидел младенец со свитком, – кажется, она называлась «Утоли моя печали». Эта икона собирала вокруг себя самых рьяных прихожанок – старух. Они яростно крестились, а иногда впадали в такое исступление, что падали на пол и бились в поклонах лбом.

– А нам нужно биться лбом? – спросила я как-то Глашу.

– Никогда так не делай.

Место рядом с корзиной для подаяний я выбирала еще и потому, что мне хорошо было видно, какие сладости кладут в нее прихожане, – часто корзина после службы отвозилась домой к отцу Александру, и нас чем-то из нее угощали.

Сам храм я помню плохо. В какой-то момент внутри начался ремонт, все закрыли лесами, и стоять приходилось среди железных конструкций и какой-то зеленой ветоши. Примерно в это же время, по моим воспоминаниям, у отца Александра появился джип серебряного цвета. Это была самая красивая машина во дворе, которой восхищались все дети. Я ужасно гордилась тем, что у священника нашей церкви есть такая машина и что я могу иногда в ней проехаться. Мне казалось, что у отца Александра все должно быть самым красивым и лучшим.

Вскоре неподалеку от церкви построили белый флигель, где стали проводить занятия воскресной школы. Что нам на них рассказывали, я не помню. Помню только, как учили нас петь молитвы и кормили по праздникам бутербродами с красной икрой. И еще помню, как хорошо было во флигеле поздними летними вечерами или темной зимой, когда мы с другими детьми после чая рассказывали друг другу страшные истории, вызывали гномов или играли в казаки-разбойники в окрестном лесу.

Моя вера в божественную силу по-прежнему прекрасно уживалась с очарованием нечистью.

– Мам, а что значит «сущим во гробех живот даровав»?

– Дал жизнь мертвым.

– И все воскресли? Как зомби потом ходили?

– Нет, конечно!

– А как?

– Спроси отца Александра! В воскресной школе спроси.

– Хорошо.

– Но только про зомби там ничего не говори!

– Ладно. А вампиры – тоже сущие во гробех?

– Оля!

Глаша сдержала свое обещание и подарила мне стеклянного белого ангелочка, чем-то очень похожего на нее саму. Позже я обзавелась и яичком с Богородицей. Все эти обереги лежали у меня под подушкой, и одной рукой я, засыпая, держалась за веревочку молитвенника – Глаша утверждала, что если держаться за веревочку и не открывать глаза, то ангел-хранитель распускает над кроватью хрустальные крылья. Но, кажется, чем сильнее становилась моя вера в силу Господа, тем ужаснее становилось зло в моих снах.

– IV -

Меня сильно волновала проблема грешности человеческого бытия. В церкви много говорилось о том, что все грешны, но до встречи с Глашей я не видела за собой грехов, и теперь беспокоилась, что просто не умею определить их. Как-то раз я даже попросила у отца Александра выдать мне список грехов, но он с улыбкой сказал, что такого не существует и мне еще предстоит научиться их чувствовать.

– А с бабушкой ссориться – грех? – спрашивала я у Глаши.

– Грех. Старших нужно почитать.

– А если я суп есть не хочу – грех?