Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - [15]

— Сэм позорит всю семью, — заметил мистер Хирон.

Отец ничего не ответил, только пожал плечами.

Мистер Хирон должен был понимать, что отцу не хотелось говорить о Сэме, но он продолжил:

— Наверняка есть способы узнать, где он.

— Если он захочет с нами увидеться, то знает, где нас искать.

Мистер Хирон кивнул:

— На самом деле я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Сэме, я хочу поговорить о Тиме. У меня есть одна работенка, и я подумал, что Тим вполне мог бы с ней справиться. Мне нужен мальчик, чтобы кое-что доставить в Фэрфилд.

Я посмотрел на лицо отца. Его глаза сузились.

— Зачем вам нужен мальчик, мистер Хирон? Чем плох Том?

Хирон покачал головой:

— Индейцу непросто дойти до Фэрфилда. Его будут останавливать через каждые пять миль. Но никто не тронет мальчика.

Это было одновременно пугающее и заманчивое предложение. Вот оно — настоящее приключение! Но конечно, я знал, что никого не волнует мое мнение, поэтому промолчал.

— И что же вы хотите туда передать? — поинтересовался отец.

— Ничего особенного, — небрежно ответил мистер Хирон. — Несколько деловых писем.

Отец ничего не ответил и уставился в кружку с пивом. Мистер Хирон отпил пива и сказал:

— Это безопасно, Лайф, никто не тронет мальчика.

— Деловые письма, — повторил отец.

— Да. Деловые письма.

Я не удержался:

— Я смогу, отец. Я выйду завтра утром и вернусь к ужину.

— Замолчи, Тим!

— Я заплачу ему шиллинг.

Отец снова уставился в кружку, а потом медленно покачал головой.

— Нет, мистер Хирон, — сказал он, — один мой мальчик уже сгинул в этой кровавой войне, я не хочу, чтобы то же самое случилось с Тимми.

Повисло молчание. Потом мистер Хирон повторил:

— Я же сказал, что это деловые письма, Лайф. Деловые письма.

Отец посмотрел на него:

— Нет, мистер Хирон, нет.

Когда отец говорил «нет», спорить было бесполезно. Меня его ответ огорчил. Пешком добраться до Фэрфилда было бы первым настоящим приключением в моей жизни! Я был там всего раз или два, когда отец ездил туда за ромом и брал с собой нас с Сэмом. Если бы я донес письма до Фэрфилда, мне было бы чем похвастать перед Сэмом. Но отец сказал «нет». Мистер Хирон знал — спорить с отцом нет смысла.

Мистер Хирон допил пиво и встал.

— Я верил в вас, Лайф, — сказал он, — я думал, что могу на вас положиться.

Мой отец тоже встал:

— Я уже пожертвовал, мистер Хирон, многим — я потерял своего сына. Вы знаете, что я не испытываю особой любви к повстанцам, но сражаться в этой войне я не собираюсь.

Мистер Хирон кивнул и вышел вместе с Томом Воррапом. Я убрал со стола пустые кружки.

— Ничего бы со мной не случилось, — сказал я.

Отец положил руку мне на плечо:

— Ты не понимаешь, Тим. Это не деловые письма.

— Что? — удивился я.

— Не знаю, какую игру затеял этот Хирон. Я чувствую, что дело не чисто. Лучше держаться от него подальше. Можешь быть уверен: письма, которые он повсюду рассылает, к делам не имеют никакого отношения. А теперь давай забудем, что он вообще сюда заходил.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Хорошо, отец, — сказал я.

Но я, конечно, ни о чем забыть не смог. Мистер Хирон хотел, чтобы я доставил данные разведки или еще что-то столь же важное. Ночью, лежа в постели на чердаке, я думал только об этом. Конечно, идти в Фэрфилд с секретным донесением было опасно, но желание сделать что-то особенное пересиливало страх. Сэм сейчас переживает удивительные приключения; когда он вернется домой, он наверняка расскажет множество страшных историй о службе в армии, о сражениях и обо всем, что с ним происходило. Мне тоже хотелось чем-нибудь похвастать перед ним. Почему ему одному должна достаться вся слава? Мне тоже хотелось хотя бы немного славы, хотелось, чтобы Сэм уважал меня и гордился мной, чтобы он перестал считать меня ребенком. Я не мог одерживать победы в спорах, но мог быть таким же храбрым и мужественным, как Сэм, и совершать отчаянные поступки.

Я рассердился на отца за то, что он меня не отпустил. Это было нечестно, Сэм же пошел воевать! Я ударил кулаком по кровати. В этот момент я как-то забыл о том, что отец не разрешал Сэму идти на войну и брат просто сбежал.

На следующее утро я продолжал думать обо всем этом, когда доил Старуху Прю, и чем больше думал, тем сильнее злился. Подоив Прю и выгнав ее на пастбище, накормив цыплят и собрав яйца, повесив молоко над колодцем, чтобы оно остудилось, к концу дня я просто кипел от злости. Нечестно, несправедливо было так со мной поступать! Когда я вернулся домой, я был полон решимости спорить с отцом.

Он сидел в пивной за столом и пил чай. Я встал перед ним, изо всех сил стараясь держать спину прямо, посмотрел ему в глаза и сказал:

— Отец, почему я не могу отнести письма мистера Хирона? Вы же тоже на стороне тори!

Он посмотрел на меня, потом подул на чай.

— Потому что я так сказал.

— Я не вижу никаких причин запрещать мне выполнить просьбу мистера Хирона, — упрямо продолжил я.

Отец посмотрел на меня:

— Если ты не прекратишь со мной спорить, то получишь, Тимми.

— Мне наплевать, — ответил я, — если мы считаемся лоялистами, то должны помогать…

Отец со всей силы ударил кулаком по столу, а потом ткнул пальцем мне в грудь.

— Не тебе учить меня, кому мы должны помогать! — воскликнул он.