Мой брат Наполеон - [7]

Хотя Наполеон остался недоволен миссией Жозефа, он разрешил ему купить два больших дома: один на Руэ-де-Роше в Париже, а другой в сельской местности, близ Мортфонтена. Сам Наполеон довольствовался весьма скромным домиком Жозефины на Руэ-де-Шантерен, которую ему в угоду, по его настоянию, переименовали в Руэ-де-ля-Виктори. Меня же он отправил в Сен-Жермен, в частный пансион мадам Кампан, где из меня, по словам Наполеона, должны были сделать настоящую светскую даму.

— Ты отсылаешь меня к мадам Кампан только потому, что Мюрат вернулся в Париж, — сказала я с упреком. — Но ты не сможешь держать меня у этой мадам вечно.

— Вполне достаточно, чтобы успеть подыскать Мюрату жену, — ответил Наполеон с самодовольным видом.

— Мюрат сам о себе позаботится, — уверенно заявила я.

— Ну что ж, посмотрим. Между тем у мадам Кампан ты найдешь себе достойную подругу.

— Подругу?

— И очень хорошую. Мою падчерицу Гортензию. Она, дорогая Каролина, будет тебе ярким примером.

— Как мило, как замечательно! — воскликнула я с притворной радостью.

Я еще не встречалась с Гортензией Богарнэ, дочерью Жозефины, но уже готова была ее возненавидеть. Поэтому к мадам Кампан я отправилась точно на битву. Я намеревалась сделать жизнь Гортензии сущим адом, хотя бы из-за ее далеко не добродетельной матушки, непрошеным чужаком вторгшейся в нашу семью.

Глава вторая

Экспансивная мадам Кампан, не особенно охотно называвшая себя «гражданкой», как того требовали новые правила, представила меня Гортензии с аристократической торжественностью. Она даже употребила запрещенную после революции дворянскую приставку «де», сказав: «Мадемуазель Гортензия де Богарнэ». Не без одобрения Наполеона мадам Кампан придерживалась в своем фешенебельном пансионе старых традиций. Это являлось недвусмысленным признаком надвигающихся перемен — признаком того, что изысканность и благородное происхождение вновь начинают что-то значить во Франции, еще не забывшей якобинский террор. Бедная мадам Кампан! С первого же взгляда было заметно, что она никак не могла решить, кому отдать предпочтение: сестре ли влиятельного генерала или же его падчерице.

Прежде чем познакомить нас, мадам Кампан меня предупредила, что если Гортензия покажется чересчур нервной, а порой и вовсе подавленной, то мне следует отнести это на счет ужасных переживаний, которые выпали на ее долю в дни террора. «Превосходно, — подумалось мне, — пока я буду находиться в пансионе, дочь Жозефины ожидает еще один период террора». Однако на самом деле все вышло иначе. Мне не пришлось наблюдать нервного или угнетенного состояния Гортензии. Наоборот, во всем ее облике ощущалась ненавязчивая уверенность в себе. Кроме того, она — ласковая и добрая, довольно простодушная — искренне желала подружиться. Я же была на год старше, достаточно опытной — по крайней мере, мне так казалось, — и считала себя необыкновенно важной персоной. Вместе с тем в присутствии Гортензии, как и ее ненавистной матери, у меня появлялось ощущение собственной неуклюжести.

— Я очень обрадовалась, узнав, что вы приезжаете в пансион мадам Кампан, — сказала Гортензия, когда мы остались наедине. — Я очень надеюсь найти в вас, дорогая Каролина, настоящего друга.

Захваченная врасплох, я только и смогла пробормотать:

— В самом деле?

— Истинные друзья встречаются редко, — пояснила она. — Расскажите мне о Монбелло. Была моя мама там счастлива?

— Настолько, насколько все члены семьи Бонапартов могли сделать ее таковой, — ответила я с иронией.

— Это, Каролина, меня очень радует.

Вскоре я поняла, что Гортензия была самой способной ученицей пансиона мадам Кампан. Я тоже была не лишена определенных дарований, однако меня возмущал и отбивал всякую охоту стараться тот факт, что приходилось жить почти в заточении, вдали от веселой парижской жизни. Часто, будучи в раздраженном состоянии, я спустя рукава выполняла домашние задания, но Гортензия всегда, подобно заботливой матери, спешила на помощь, корректируя мои географические схемы, доделывая и поправляя акварельные рисунки, которые я бросала незаконченными. Только однажды я попыталась разжечь между нами ссору. Это произошло на второй неделе моего пребывания у мадам Кампан. В пансион доставили несколько прелестных платьев и разнообразные ювелирные украшения. Их прислал Наполеон, но не мне, а Гортензии. Это меня буквально вывело из себя. Может, Наполеон, женившись на матери, имел кое-какие виды и на дочь? Я устроила ужасную сцену и осыпала Гортензию самыми непристойными словами, однако мерзкая девчонка, сохраняя спокойствие и улыбаясь, сказала:

— Генерал постоянно шлет мне подарки. Он хочет завоевать мое расположение.

— Хочет чего?

— Он знает, я с самого начала с неодобрением отнеслась к их браку.

— У тебя в самом деле хватило нахальства осуждать? — вновь взбеленилась я.

— Мое неодобрение ни в коей мере не сильнее вашего.

— Но почему не одобряете именно вы? — спросила я.

Нахмурив брови, Гортензия на какое-то время задумалась, а потом ответила:

— Мне нередко приходилось слышать, как ваш брат плохо отзывается о женщинах. Меня очень удивило, что он вообще решился на брак.