Мотылек летит на пламя - [134]

Голоса смолкли. Похоже, ей ничто не угрожало. Пришла пора оглядеться и понять, где она очутилась. Возможно, это был чей-то сад?

Осторожно раздвинув ветки кустарника, Лила едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

Она очутилась на кладбище, в чужом, страшном месте, населенном призраками и тенями.

Кладбище было старым, вероятно, построенным задолго до войны; в густой росистой траве едва виднелись просевшие каменные плиты, черные кресты были подернуты паутиной лунного света. Пристанище усопших обладало манящей диковинной силой, и, как ни странно, Лила чувствовала, что эта сила не причинит ей вреда.

Она никогда не думала, что, будучи живой, станет искать убежища на кладбище. Однако сейчас это было единственное место, куда наверняка не явятся погромщики: их интересовали живые, а не мертвые.

Как большинство негров и мулатов, Лила была суеверна, но сейчас она настолько измучилась и устала, что все чувства словно застыли в груди — в том числе отчаяние и страх.

Она была далека от мысли нарушать чье-либо пространство, тем более, если оно принадлежало усопшим, потому свернулась калачиком возле самой ограды.

Жизнь всегда заканчивается смертью, а любовь — печалью. Если любви пришел конец, то незачем и жить.

Небо казалось черным океаном, в котором плескалось бесчисленное количество звезд, так же, как кладбище было морем, в коем утонули чьи-то несбывшиеся надежды, где нашли покой те, кто был горячо любим, или напротив — те, кто не сумел удостоиться даже капли понимания.

Лила закрыла глаза и попыталась заснуть. Она почти отрешилась от действительности, как вдруг услышала шум.

Рядом с кладбищем пролегала дорога — по ней двигались какие-то тени, напоминавшие не призраков, а живых, реальных людей.

Мулатка слегка приподнялась, дабы убедиться, что они пришли не за ней, и увидела, как несколько мужчин волокут по земле женщину. Они что-то выкрикивали, и Лила прислушалась.

— Цветная шлюха! Разоделась, как дама! Это не пройдет тебе даром!

— В ее ридикюле деньги!

— Оставь! Потом поделим. Сначала займемся ею. Сдирай с нее одежду! Она должна получить, что заслуживает.

— А что потом?

— Разобьем голову камнем, как делали с теми неграми, и бросим на кладбище.

Сперва Лила думала только том, как бы ее не заметили, но потом в ее душе словно что-то перевернулось. Она вспомнила солдат-янки, которые застрелили ее мать и надругались над ней самой, негра из палаточного городка, принуждавшего ее к сожительству, и в ее груди закипел гнев. Ей надоело ждать чьей-то милости, она устала быть бессловесной жертвой. На смену растерянности и тоске пришла ярость, и Лила твердо решила, что несчастная женщина не должна достаться этим зверям.

Она оглянулась в поисках оружия, хотя бы какой-нибудь палки и, ничего не найдя, попыталась оторвать поперечную перекладину от ближайшего деревянного креста, в результате чего весь подгнивший снизу крест неожиданно оказался у нее в руках.

Мысленно попросив прощения у того, кому он принадлежал, Лила устремилась к дороге. Она ни о чем не думала и ничего не боялась.

Она перемахнула через изгородь и побежала к мужчинам. Заслышав шаги, один из них поднял голову и отшатнулся. Со стороны кладбища неслась безмолвная темная фигура, высоко поднявшая над головой черный крест.

Лила ожидала чего угодно, но только не этого: ночной воздух прорезали безумные вопли, мужчины бросили свою жертву и кинулись врассыпную.

Получившая свободу женщина медленно подняла голову. Она оказалась мулаткой, как и Лила, но была одета как белая дама, что, вероятно, и вызвало гнев мужчин. Ее красивое платье было порвано, волосы растрепались, лицо заливала кровь.

Лила склонилась над ней и спросила:

— Вы можете встать? Я вам помогу. Они могут вернуться — нам надо поскорее уйти отсюда.

— Да, — произнесла незнакомка неожиданно спокойным голосом, — я могу идти. Трусливые шакалы! — Она поморщилась. — Они напали внезапно, сзади, стали душить. Потом ударили чем-то тяжелым. Кажется, они украли у меня деньги.

— Нет, не успели. — Лила подняла с земли ридикюль и вложила в руки незнакомки.

Та встала на ноги и пошатнулась.

— Вы ранены, — сказала Лила. — Вам надо в больницу.

Она знала, куда идти: в самом начале их совместной жизни в Новом Орлеане Джейк подрабатывал в больнице, и Лила нередко ждала его по вечерам возле входа. Тогда он еще не стыдился показаться с ней на людях.

Возвращаясь домой, они гуляли по набережной, держась за руки, глядя, как волны разбиваются о гальку, откатываются назад и снова штурмуют берег. По их лицам скользили тени облаков. Они были одни в целом мире, и сердце Лилы трепетало от радости.

Сейчас ее путь пролегал там же, только теперь была ночь, начал накрапывать дождь, его капли вспенивали темную поверхность моря и исчезали в нем, как неизбежно исчезают, растворяются в мировых пространствах человеческие печали и слезы.

— У вас в Новом Орлеане есть родственники, знакомые? — спросила Лила женщину.

— Никого. Я направлялась в негритянский приют, чтобы забрать… своего сына. — Мулатка сделала паузу. — Ты спасла мне жизнь. Как тебя зовут?

— Лила.

— А меня Хейзел.

— Быть может, сообщить о вас вашему сыну, чтобы он не волновался?