Мотив убийцы. О преступниках и жертвах - [72]

Не менее интересен другой бандит с вполне выкристаллизовавшейся конституцией профессионала.

Александр Б. – глава шайки, совершившей ряд бандитских налетов, 25 лет, из крестьян Московского уезда, Московской губернии, холостой, алкоголик, кокаинист, развратник, болевший всеми венерическими болезнями, сифилисом с 1920 года. Отец его – крестьянин, занимавшийся исключительно крестьянским хозяйством, также был сильным алкоголиком, человеком очень вспыльчивым и раздражительным. Несколько лет тому назад он умер от тифа. Ввиду малоземелья и невысокого качества земли семья Б. жила бедно. Воспитывался Александр у родителей до 17 лет; лето он проводил в деревне, а на зиму приезжал в Москву и здесь на средства фабрикантши Генке учился сначала в городском училище, а по окончании последнего – в среднем коммерческом; в последнем прошел четыре класса, кончить ему не удалось, потому что фабрикантша перестала помогать, а родная семья не имела средств. Учился Б. плохо, говорит: «памяти не было», с трудом запоминал прочитанное. Объясняет он это отчасти тем, что в детстве ему ушибла голову лошадь, и ему делали операцию. В детстве у него бывали припадки, но точно описать их он не может, помнит только, что припадки случались редко; по-видимому, это были эпилептические припадки. На правом глазу у него бельмо. Половую жизнь он начал с 15 лет, причем связи имел все время с проститутками. Сам признает, что допускал половые излишества, и рекомендует себя как очень похотливого человека. У него два брата и две сестры, все моложе его. Одна из сестер – 16 лет – по его словам, «совершенно дефективная» и, судя по его рассказу, умственно отсталая.

Семнадцати лет, выйдя из коммерческого училища, Александр уехал в деревню и прожил там год, в течение которого, по его собственному выражению, «черпал знания» у одного родственника: знания эти носили главным образом политический характер. Затем он возвратился в Москву, и здесь начался ряд его служб на разных местах: месяца четыре служил конторщиком у отца своего школьного товарища, но был уволен за вредное влияние на хозяйского сына, с которым устраивал попойки и кутежи. После этого целое лето занимался комиссионерством, продавал крючки для военных шинелей, которые покупал у кустарей. Осенью поступил счетоводом в кооператив служащих одной железной дороги и прослужил месяцев шесть. Эту службу покинул вследствие романа с одной служившей там женщиной, муж которой дал ем публично пощечину. Оставив это место, он поступил счетоводом на завод «Проводник», но здесь его служба была прервана призывом на военную службу в 1917 году. Его отправили в гор. Бахмут в запасную часть. На фронте не был, в сражениях не участвовал, принимал участие лишь в усмирении бандитских шаек на юге. Октябрьская революция застигла его в госпитале в Смоленске. По выходе из госпиталя был демобилизован, вернулся в Москву, отсюда в свою деревню, и затем занимал в уезде ряд должностей: секретаря волисполкома, председателя комитета бедноты, секретаря народного суда, милиционера, агента уголовного розыска, помощника начальника уездного уголовного розыска и получил назначение начальником уголовного розыска Терской области, но здесь его служебная карьера прервалась. По дороге к новому месту службы он был арестован по обвинению во взяточничестве, затем освобожден, но вскоре, по новому доносу, опять арестован и подвергнут наказанию – заключению на один год в концентрационный лагерь за хулиганство и драку. С 1920 года началась бандитская деятельность Б. Впрочем, она носила не исключительно бандитский характер. Он составил шайку, в которой было немало его односельчан, и с нею в 1921 году напал на склад продовольствия санатория, находившейся недалеко от его деревни; в нападении принимало участие восемь человек, причем, по свидетельству Б. и его соучастников, с ними заодно был сторож санатория, который просил их связать его по окончании грабежа. В это время Б. находился в той местности на службе.

В этом же году ими была разграблена одна пустая дача, из которой они вывезли все находившееся там в ящиках имущество, причем их ждало большое разочарование: в одном самом тяжелом ящике оказались старые испорченные водопроводные принадлежности, а в другом – жестяные велосипедные номера. Но главные преступления шайки выпали на 1923 год, носили бандитский характер, редко происходили в уезде, большею же частью в разных частях Москвы, главным образом в центре. Обыкновенно налеты совершались по вторникам – понедельник тяжелый день, – под вечер или вечером, до 12 часов ночи. На налеты Б. обыкновенно шел от проститутки и к проституткам же отправлялся часто после преступления. Своей квартиры у него не было – нельзя было ее иметь, так как агенты уголовного розыска слишком хорошо знали и помнили его, – жил он или у товарищей, или ночевал у проституток. Дележ добычи производил Б. и – по общему отзыву всех его соучастников, с которыми мне и моим помощникам пришлось беседовать, – львиную долю брал себе; бывали случаи, когда он им совсем или почти ничего не давал, уверяя их, что золотые вещи он отдал продать знакомому комиссионеру, а последнего арестовали, и т. п. Техника нападений была проста. Исполнением руководили Б. и Василий X., ближайший сотрудник Б. Сначала шайка нападала на склады и пустые дачи, а затем, в 1922–1923 годах, – на частные квартиры биржевых деятелей и спекулянтов. Работали всегда с «подводчиками», от которых получали некоторые предварительные сведения об обитателях квартир и о расположении комнат. Самый процесс налета был таков. Стучали в дверь. В ответ на вопрос, кто стучит, заявляли, что пришли произвести обыск. Испуганные хозяева отворяли. Входило несколько человек: четверо, пятеро, шестеро, семеро, в некоторых случаях лишь двое. Двое оставались сторожить дверь, остальные входили внутрь квартиры. Обитатели квартиры собирались в одну комнату, и около них кто-нибудь ставился на страже. Затем Б., один или с кем-нибудь, отозвав хозяина квартиры, шел с ним в другие комнаты, требовал открытия ящиков, столов, комодов и шкафов и производил изъятие ценностей; обыску подвергался и отозванный хозяин, а затем и все остальные. После этого, заперев всех в уборную или ванную, бандиты удалялись. В случае, если обитатели квартиры требовали ордера, им говорили, что ордер у старшого, который сейчас покажет или принесет; если спрашивали, почему нет представителя домоуправления, то говорили, что за председателем послано и он сейчас придет, но что «при нем лучше не будет, так что если он и запоздает, то не важно» и т. п. Обращение было очень вежливое; одной расплакавшейся беременной даме сейчас же был подан стакан воды с просьбой не волноваться, так как это может быть опасно в ее положении, и с указанием, что вреда никому никакого причинено не будет, что просят всех оставаться совершенно покойными и т. д. Иногда заявляли хозяину квартиры, что ему надо будет потом пойти с ними ненадолго в милицию с целью устранить или предупредить подозрение, что они на самом деле не органы власти. Одного почтенного старца таким образом арестовали, повели за собой, а затем в глухом переулке сказали ему, что они бандиты и чтобы он, не оглядываясь, скорее шел домой. Сопротивления шайка ни в одном случае не встречала и на вопрос, что бы они стали делать в случае сопротивления, Б. и его сподвижники в один голос утверждали, что они бросились бы бежать и ни в коем случае никого убивать бы не стали. В одном случае, хотя им и не было оказано сопротивление, но поднялся шум и крики, они сейчас же бросились бежать. Оружия у Б. и его соучастников, по словам Б. и многих членов шайки, не было; другие говорят более уклончиво, что, может быть, у Б. и X. оружие и было, но они его ни разу не употребляли и не показывали своим жертвам; некоторые члены шайки признают, однако, что они держали правую руку в кармане, как будто у них там скрыт револьвер. Б. положительно утверждает, что, хотя он человек решительный и смелый и равнодушен к виду крови и ран, но ни в каком случае убивать или наносить раны или побои не стал бы. То же говорили и его соучастники. По их словам, когда они решались на преступление, у них и в мыслях не было, что ими может быть совершено убийство или нанесение раны; если бы встретили препятствие, убежали бы. Однако на вопрос, почему же он относится столь отрицательно к убийству, Б. достаточно полного ответа не дает: или вовсе не отвечает, или говорит, что не дорожит своей жизнью, а потому перспектива опасности не могла бы его побудить совершить такое дело и т. д. Сколько бандитских налетов совершил Б., сказать точно нельзя; он этого и сам не знает, несомненно, однако, что много. Его ближайший сотрудник X. признает себя виновным в 11 налетах и говорит, что не участвовал во многих предприятиях Б. и что Б. начал гораздо раньше его заниматься подобными делами.