Мотив - [4]

— Но они должны были найти его тело, — сказал кто-то.

— Не нашли никаких останков, но тут необходимо учесть маршрут поездки. Между Далмени и Торнтон-Джанкшн, около которого дежурный попытался разбудить Робинсона, поезд должен переезжать Форт-Бридж. Поэтому единственный временной интервал, во время которого было невозможно проследить перемещения Робинсона, совпадал с интервалом, в течение которого тело можно было сбросить с поезда, не оставляя следов. Без сомнения, чтобы оно исчезло, его следовало утяжелить. И появился неприятный факт, что Уэстмэкотт принёс с собой в поезд очень тяжёлый чемодан (носильщик это засвидетельствовал), и этот чемодан был абсолютно пуст, когда его открыли.

Как я сказал, я думал, что Уэстмэкотту повезло, что он так легко отделался в деле в «Респленденте». Это же дело мне совсем не понравилось, когда меня попросили за него взяться. Когда я пошёл встретиться с Уэстмэкоттом, я нашёл его совершенно разбитым и в слезах. Он рассказывал мне длинную историю, в которой признался в убийстве Робинсона. Робинсон — старая история — шантажировал его; у него имелись доказательства, что именно Уэстмэкотт пытался убить Смита в Корнуолле. Я понял, что за этим были и другие тайны, которые Уэстмэкотт не собирался раскрывать, но именно боязнь разоблачения в деле Смита не позволила обратиться в полицию с заявлением против шантажиста. Робинсон настоял на том, чтобы следовать за Уэстмэкоттом, когда тот отправился на север, так как боялся, что его жертва убежит на континент из Лейта или Абердина. Но сознание, что он находится под таким колпаком, оказалось для Уэстмэкотта слишком сильным фактором, и он решил избавиться от преследователя. Приняв меры, чтобы тот ехал в соседнем купе, он дождался, пока поезд не проедет Далмени, затем, обнаружив, что шантажист спит, ударил его куском свинца, привязал этот кусок и другие грузы и выбросил из окна, когда поезд пересекал Форт-Бридж.

Обычно, когда человек, обвинённый в убийстве, говорит вам, что виновен, довольно легко выбрать между двумя очевидными альтернативами: или он говорит правду, или его место в сумасшедшем доме. Иногда имеется третья возможность, для которой в настоящих обстоятельствах, казалось, не было места: он может обвинить себя, чтобы спасти кого-то другого. Говорю вам, я не знал, что с этим делать. Весь его рассказ казался неправдоподобным: Уэстмэкотт не был сильным человеком, а как бы он поступил, если бы шантажист не спал? А большинство людей очень чутко спят в поездах.

Что мне было делать? Я был уверен, что этот человек не безумен, а я в своё время повидал много сумасшедших. И я стал убеждать его заявить «Не виновен».

Тогда он меня не послушал. Лишь день-два спустя Уэстмэкотт стал страстно умолять меня навестить его снова. Я обнаружил в его мыслях радикальную перемену. Он всё ещё придерживался своей истории, что Робинсон его шантажировал, но теперь утверждал, что ничего не знает о его исчезновении: он думал, что Робинсон, должно быть, или совершил самоубийство или организовал очень умное исчезновение другим образом с единственным намерением отправить его, Уэстмэкотта, на эшафот. Он умолял меня спасти его от виселицы. Для меня это было уже слишком; я не мог взяться защищать человека, который в один день считает себя виновным, а в другой нет, и дает такие очень неубедительные объяснения своих перемещений и мотивов. Наконец, когда я пробыл с ним некоторое время, он рассказал мне третью историю, которая очень отличалась от предыдущих и, как я полагаю, была правдой. Пока я не скажу вам, в чём она заключалась. Как я уже сказал, я думал тогда и думаю сейчас, что это правда. Но для меня с самого начала было очевидно, что это была не та история, которую можно изложить перед жюри.

Была ещё одна странная вещь, из-за которой тогда, по причинам, которые вы поймёте позже, я не знал: хотел я, чтобы моего подзащитного повесили, или нет. Не знаю, как некоторые из вас, считающие себя серьёзными моралистами, поступили бы в подобной ситуации. Я возблагодарил Бога, что могу просто положиться на традиции юриспруденции, и решил, что стану защищать Уэстмэкотта, сосредоточив всё внимание на слабостях обвинения, независимо от того, чем завершится судебное преследование. И, господа, я преуспел! Не думаю, что у меня когда-либо была более жёсткая схватка; было огромное предубеждение против него среди общественности в целом, и на жюри, как обычно, это отражалось. Но был твёрдый факт, что никакого тела не было найдено, а это открывало возможность, что Робинсон ускользнул, то есть попросту сбежал, когда поезд остановился. И, конечно, имелась трудность — отбросить тело за пределы моста. Была масса косвенных доказательств, но не было прямого доказательства. Конечно, вы-то понимаете, что произошло.

Макбрайд, который сидел, опустив голову на руки, медленно поднял её.

— Наверное, я дурак, — сказал он, — но не думаю, что существовал такой человек, как Робинсон. Это же был только Уэстмэкотт, не так ли?

— Во всяком случае, для начала это вполне нормальная теория, — признал сэр Леонард, принимая виски с содовой, которым сопровождалось предположение. — Давайте послушаем ваши доводы, а я укажу на нестыковки.