Мотив меча, брошенного в озеро: Смерть Артура и смерть Батрадза - [9]

Сопоставительный анализ особенно четко выявляет удивительное сходство ирландского Брикриу и Сырдона осетинских сказаний. И тот, и другой играют в рождении, соответственно, Кухулина и Батрадза роль разлучника, омрачителя праздника, обнаруживая тайну молодой женщины-животного, тайну, нераскрытие которой в одном случае и раскрытие во втором приводит к разлучению героя с его сестрой или его женой. Следует отметить, что остатки ирландского предания в различных редакциях сохранили эту недостаточно определенную, но, несомненно, существующую специфическую функцию, общую для обоих героев. Эта тождественность функций далеко не ограничивается этим одним эпизодом и является структурной константой обоих циклов, цикла уладов и цикла нартов, сопровождаясь одновременно идентичностью характеров. Вот как Ж. Дюмезиль представляет персонаж Сырдона: «Можно сказать, что нет ни одного сказания о нартах, где бы ни появился Сырдон… этот внебрачный сын Борат? своего рода «злой гений» со своим ядовитым языком, безжалостными насмешками, коварными советами, со своим живым, как ни у кого другого, умом, но обращенным во зло»46. В частности, Сырдон стал причиной смерти самого знаменитого из нартов (не считая Батрадза) — Созрыко = Сослана. Этот портрет Сырдона, набросанный Ж. Дюмезилем, почти слово в слово применим к ирландскому Брикриу, который описывается в Лейнстерской рукописи (XII в.) следующим образом: «Был во дворце Конхобара один человек, который должен был однажды заняться большими приготовлениями… Брикриу, Брикриу, ядовитый человек со злым языком. Его сердце было полно яда. Когда порочные мысли тайно шевелились в его голове, красный прыщ на его лбу увеличивался и становился толще человеческого кулака»47… Смутьян, насмешник, забияка Брикриу появляется на протяжении всего эпоса об уладах; так, он предстает в Истории Свиньи Мак Дато или в столь знаменитом Пире Брикриу, рассказах, где его порочный гений разворачивается в полной мере, как у Сырдона в сказаниях Как появился фæндыр или Пир Сырдона48. Очевидно, что глубокое изучение связей, существующих между этими двумя насмешниками, не завершается выводом о их принадлежности к одному исходному типу; для нас достаточно того, что их параллельное присутствие в рассмотренных выше эпизодах дает дополнительное основание для гипотезы, в соответствии с которой зачатие и рождение Кухулина изначально излагались по формальной схеме, в которую вписываются женитьба Хæмыца и появление на свет его сына Батрадза.

На этом этапе изложения возникает проблема — проблема связи между рождением Кухулина (и самого Кухулина) с девятидневным обетом уладов. Особая деталь в версиях U и E, может быть, дает некоторую подсказку: “Мужчина тогда сказал уладам, что его жена на кухне и у нее родовые схватки: Дехтире пошла к ней; женщина родила сына. У дверей дома кобыла произвела на свет двух жеребят. Улады забрали ребенка; отец подарил ему для забавы жеребят»49. Это вроде бы незначительное событие включается в парадигматический ряд, отсылающий нас, с одной стороны, к ранее рассмотренному эпизоду о Девятидневном обете уладов, эпизоду, в котором Маха, дочь Этранжа (Странного), сына Океана рожает двух близнецов на финише своего победного забега наперегонки с лошадьми короля, а с другой стороны, к Мабиноги о Пуйле [Pwyll], Принце Дивета [Dyvet], где Рианнон [Riannon], богиня-лошадь, производит на свет сына, которого в ночь его рождения таинственным образом забирают у матери и кладут рядом с жеребенком, родившимся в ту же ночь. Ж. Дюмезиль отмечает в своей Книге о Героях50 сходство между встречей Пуйла и Арауна [Arawn] в начале Мабиноги о Пуйле и встречей Хæмыца и чудесного маленького охотника. Нам представляется, что совпадение не ограничивается только одним этим пассажем, но все приключения Рианнон и Пуйла (Мабиноги о Пуйле, Мабиноги о Манауиддане51) в действительности являются всего лишь вариациями рассмотренной выше структуры, структуры зачатия Кухулина и женитьбы Хæмыца.

Кроме того, мы отметили, что одной из характеристик молодой женщины/феи, матери Кухулина, является ее чудесная щедрость, выражающаяся в дарении одежды или еды. Эта черта также проявляется у матери Батрадза, которая заваливает нартов одеждой, как ее брат дичью: «Не бойся, мы не обеднеем от этого: никогда не иссякнет то, к чему я прикоснулась». Не является ли, в связи с этим, многозначительным также то, что эта отличительная особенность обнаруживается и у Махи в Девятидневном обете, текст которого гласит, что «она вела хозяйство с очень большой щедростью, раздавая детям и слугам в изобилии еду, одежду и все, в чем они нуждались, и, все равно, своим расточительством она увеличивала состояние Крунниука» 52?

Постоянство этой черты у исследованных героинь в сочетании со стабильностью связи женщина-фея/кобыла и отношения “близнячества” Ребенок/Жеребенок приводит нас к мысли, что неизвестная мать Кухулина в версиях U и E никто иная, как Маха, обиженная уладами и наложившая на них наказание девятидневного обета, на всех, кроме своего сына, любимая лошадь которого носит имя «Серый Махи»!