Мотель «Парадиз» - [23]

Однажды вечером, возвращаясь с репортерского задания в другом городе, Дж. П. зашел в паб и увидел за столиком в углу этого же человека. Его окружала кучка внимательных слушателей. Дж. П. взял кружку пива и подсел к ним. Ему не терпелось послушать об ужасах боя. Но тут рассказ шел не об окопной войне. Человек говорил о корабле «Несравненный», торпедированном одной зимней ночью с шестьюстами человек команды. Он рассказывал, что сам был среди тех, кто пережил взрыв и полуодетым вывалился из внезапно раскалившейся духовки на палубу, которая уже начала крениться. Спрыгнув с борта, цепенея в ледяной воде, они чувствовали, как корабль засасывает на дно. Ему и еще нескольким товарищам удалось взобраться на деревянный плот и провести на нем три дня. Один за другим его боевые друзья умирали от холода и безысходности.

Тут рассказчик заметил Дж. П., который стоял рядом и слушал. Он сделал паузу, затем продолжал. В конце концов, говорил он, из них на плоту спаслись только двое – в таком состоянии, что дорога в море им была заказана. Для них война окончилась.

Дж. П. осушил кружку и ушел. Позже он узнал, что этого человека не взяли в армию из-за больного сердца. Но он так искусно рассказывал о своих воображаемых приключениях, что ему верилось легче, нежели тому, кто взаправду побывал на войне.

– Он был лжец, – сказал Дж. П., – но настоящие воины никогда не выдавали его.

Он долго молчал, пристально меня разглядывая. Я знал, что должен что-то ответить. Поэтому я попробовал улыбнуться, натянув кожу вокруг глаз и на челюстях. Вроде бы удовлетворенный моим старанием, он вернулся к Лундту.

7

Кабинет освещен одной настольной лампой. Дверь чуть приоткрыта. Он сидит прямо, черный пистолет лежит перед ним на столе, он ждет. Без двух минут восемь. Он слышит, как скрипнули петли на другом конце коридора, хлопнула дверь, защелкали по паркету кожаные туфли. Он снимает трубку телефона, набирает номер. Он тяжело дышит:

– Полиция? Моя фамилия Лундт. В мой кабинет ломится человек, он вооружен. Это в Ратуше. Пожалуйста, приезжайте скорее.

Он вешает трубку. Шаги в коридоре останавливаются у его двери. Его сердце бьется медленнее, чем он опасался. Руки не дрожат. Он знает, что у него хватит сил. Ему больше ничего не нужно от жизни – только увидеть лицо человека, которого ждет смерть.

Он поднимает пистолет, обернутый носовым платком, и прикладывает холодный торец дула к уху. Слышит стук в дверь.

Он делает последний глубокий вдох:

– Войдите!

Дверь приоткрывается шире.

– Все в порядке, мистер Лундт? Вы сегодня припоздни…

Не тот голос, и следом за ним – не то лицо. Это Томсон, уборщик; он стоит у двери, ошарашенный.

Он встречает его взгляд, на одно мгновение, потом нажимает курок.

8

– Упоминал ли я, – сказал Дж. П., – что мой отец, старея, все чаще пытался убедить меня в том, что мир имеет смысл: указывал мне на ритмы, схемы, все, что могло бы свидетельствовать о наличии порядка. Он боялся, что я вырасту циником. Я этого страха не понимал. Некоторым не нужно искать порядок. Они в нем тонут, куда ни повернешься. Они чувствуют себя в тюрьме со строгим распорядком дня, где следят за каждым их шагом. Жадно выискивают малейшие частицы хаоса, вещи, которые не вписываются. Но все вписывается, в конце концов.

Он сказал это почти легкомысленно, но я расслышал нотку жалости к себе, из-за которой серебряный голос чуть скрипнул, словно ему не хватило смазки. Через мгновение Дж. П. как ни в чем не бывало продолжил рассказ о Лундте.

– Из «Пост» меня отправили в Ратушу, было около девяти. Шел густой снег. В здании царил бедлам. Полицейские пропустили меня наверх посмотреть, чтобы я мог написать точный отчет. Выстрел отбросил тело Лундта к стене. Пистолет лежал рядом, там же был носовой платок. На стенах и потолке была кровь. Мне пришлось выйти подышать – я был тогда совсем молодой. Трудно поверить, чтобы Дж. П. когда-то был молод.

Он выяснил, что два офицера полиции откликнулись на экстренный звонок и приехали в самом начале девятого, одновременно с Джеком Миллером – трое опоздавших на вечеринку. Все услышали выстрел и побежали к кабинету Лундта. Уборщик Томсон стоял у двери.

Его немедленно арестовали, решив, что он и есть тот убийца, о котором говорил Лундт. Томсон заявил, что невиновен, он просто обходил этажи, как обычно, и заметил в кабинете Лундта свет. Он открыл дверь и увидел беднягу с пистолетом у виска. Потом он застрелился.

Что до Миллера, тот сказал, что пришел потому, что Лундт звонил ему накануне. Он задержался на пару минут, чтобы зайти за сигарой в табачную лавку напротив.

Томсона отпустили на следующее утро. К тому времени в кабинете Лундта нашли письма о долгах, а кто-то получил его другие зловещие записки.

Все это было очень странно. Полиция еще раз допросила Миллера. Он настаивал, что знал Лундта только по работе и уж точно не давал ему в долг денег, не писал ему писем да и не получал их от него, если уж на то пошло. Что касается «беретты» с его отпечатками, то он не имеет ни малейшего представления, как она попала к Лундту. Следствие зашло в тупик. Адвокат Миллера уверил его, что, появись он в тот вечер в Ратуше минутой раньше, не миновать бы ему виселицы – столько улик против него.