Мост в белое безмолвие - [20]

Голландцы, как известно, народ практичный, и горестным мыслям они предавались чаще всего после вечернего чая, сидя у жаркой печки в бревенчатом домике, построенном из обломков корабля из великолепных сибирских кедров - из плавника, который почти сплошным поясом окаймляет материк Евразии от Мурманска до южной оконечности Камчатки. Четырнадцать белых медведей, убитых при угасающем свете дня, избавили зимовщиков от страха голодной смерти, однако не уменьшили сколько-нибудь значительно фауну острова: звери держали команду в непрерывной осаде. Сам Баренц, выйдя однажды из дома без оружия, едва не стал их жертвой. Сильнейшая стужа затрудняла дыхание, ураганные ветры со скоростью сто километров в час грозили снести хижину, полярные лисицы уничтожали провиант, люди один за другим заболевали цингой. Наконец, после трехмесячного перерыва на горизонте показался верхний край солнечного диска. Лишь на мгновение осветил он обе шлюпки в этой скованной льдом и безмолвием пустыне, две до смешного крохотные ореховые скорлупки, все еще годные к употреблению, которые тоненькая паутинка надежды связывала с далеким Амстердамом. Надежду излучал главным образом сам Баренц. Вся его энергия уходила на то, чтобы поддержать дух команды. Он умер на обратном пути.

Однажды в сентябре у мыса Нассау (теперь он называется мыс Литке) бросил якорь китобой из Тромсё, первоклассный полярный путешественник Э. Карлсен 1, участник австро-венгерской экспедиции. На побережье он обнаружил хижину, на стене которой висели часы, остановившиеся двести семьдесят четыре года назад. В углу стояли алебарды. В печке был замурован отчет о последней экспедиции Баренца. А на столе лежала книга, открытая на том месте, где Баренц читал ее в последний раз, находя в ней опору своим мечтам, которыми сумел заразить команду. Это была "История Китая". {56}

...Христиан Даль* еще раз внимательно перечитал сообщение о находке Карлсена, расположившись за столом в новом здании Гайнажского навигационного училища, построенном на деньги эстонских поморов и только в прошлом году подведенном под крышу, куда он пригласил в качестве второго преподавателя мореплавателя из Аудру Николая Раудсепа. Прочитав, Даль отложил газету и раскрыл конторскую книгу в пестром переплете. Полистав ее, он нашел место, где в графе "Дебет" размашистым почерком было выведено: "Карское море". Под этим заголовком стояла небольшая колонка цифр. Он взглянул на последние строчки: Карлсен уже в третий раз побывал в Карском море! Даль перечитал всю колонку:

"1580 - англичанин Джексон прошел в Карское море через Югорский Шар; затертый льдом, провел 18 дней в ледовом плену и был вынужден вернуться в Англию.

1594 - голландец Корнелиус Най два года подряд пытался пробиться в Обскую губу, но дошел только до полуострова Ямал.

1625 - голландец Босман.

1690 - архангельский кормчий Родион Иванов, потерпев крушение, должен был зимовать с экипажем на западном побережье Ямала.

1736 - лейтенанты Малыгин и Скуратов проникли через Югорский Шар в устье реки Кары, зимовали там, на следующий год вошли в Обский залив и зимовали второй раз в деревне Березово.

1862 - лейтенант Крузенштерн, внук почетного доктора Тартуского университета, после гибели судна в Карском море с трудом спасся на побережье Ямала.

1868 - норвежец Карлсен охотился неподалеку от Белого острова.

1869 - англичанин Паллизер, норвежцы Карлсен и Иоганнесен охотились в Карском море".

Внизу Даль приписал еще одну строчку:

"1871 - норвежец Эллинг Карлсен обнаружил хижину Баренца".

Даль размышляет: почему китобоям и охотникам на моржей везло больше, чем исследовательским экспедициям? Не потому ли, что последние держались слишком {57} близко к материку? Может быть, море освобождается от льдов на значительно большем пространстве, чем предполагали до сих пор? Но ведь это значит, что соединение великих рек Сибири с Мировым океаном, объединение сибирских богатств с мировым рынком - дело вполне осуществимое? Все еще колеблясь, он начинает письмо: "Ваше высокородие, господин делопроизводитель Императорского Общества для Содействия Русскому Торговому Мореходству - Кришьянс Вальдемар, милый Друг!" Даль был человек скромный и неторопливый, он привык действовать не под влиянием внезапных импульсов, а в результата обдуманных решений. Как смертного греха боялся сн выпячивать свои заслуги. Однако это совсем не означает, что нам следует придать их забвению, и место в первом томе Эстонской Советской Энциклопедии принадлежало бы ему по праву. Четыре года обучал он в Хейнасте 1 детей поморов, не получая от государства никакой платы. "Он был очень-очень славный человек. Когда он входил в класс, ученики оживлялись", - вспоминает один пярнуский морской волк. Ранней весной 1876 года, как только подсохли дороги, Христиан Даль и Николай Раудсеп сели в тарантас и поехали из Хейнасте в Тюмень.

Сейчас в Хейнасте уже две тысячи жителей.

ВОРОТА

Югорский Шар похож на извилистую Лету, на берегу которой дрожащие от холода безглазые духи ждут Харона. Мы медленно передвигаемся в караване, то и дело меняя курс. "Индига" боязливо следует за нами по пятам. Небо, глубоко вздохнув, ярко вспыхивает и гаснет на долгие недели. Мир опустел. Никакие слова не могут описать, никакие краски не смогут изобразить окаменевшего равнодушия здешних берегов, от него отскакивают все желания, сравнения и взгляды. Что-то перед нами открылось, что-то закрылось навеки. Невидимые ворота времени? Или то был грохот металла? И вдруг перед нами лед.