Мост - [9]

Столько народу Тражук не встречал и в базарные дни. Он приметил: в толпе, что с красными флажками медленно текла по улице, никто не плакал. Вместо короткого и понятного слова «мир» звучали непонятные слова: «ре-во-люция», «де-мон-страция».

Простого люда Тражук в толпе не увидел. Шли лавочники, кузьминовские богачи, учителя, чиновники, учащиеся старших классов. Распоряжались двое — межевой Белянкин и сын благочинного семинарист Вознесенский.

Не понимал Тражук, чему радуются люди. А вот Чее Митти, видно, все было ясно. В руках его дрожала палка с прикрепленным к ней красным платком. Он выкрикивал что-то невнятное и лихо отплясывал.

Толпа уперлась в церковную ограду. Митти с двумя такими же ошалелыми молодцами взбежал на школьное крыльцо. Черников потащил Тражука следом. У первоклашек, оказалось, шел урок. Митти вскочил на парту, сорвал со стены портрет царя, принялся топтать ногами с криком: «Долой Николашку!» Малыши в ужасе примолкли. Учительница Екатерина Степановна спрятала лицо в ладонях.

Тражук не помня себя выбежал на улицу. Там тоже кричали: «Долой! Да здравствует!»…

Белянкин залез на табуретку, вопил, размахивая руками. Его сменил семинарист Вознесенский. Он тоже разводил руками, истошно верещал. Благочинный, задрав бороду, завороженно смотрел в раскрытый рот сына-семинариста.

Тражук стал кое-что соображать. Итак, царя свергли. Свобода. Все радуются. Начальник почты в парадной форме, шутит, смеется, как Чее Митти. А вот и сам пристав. Он в каком-то сереньком стареньком пальтишке. Пристав пробует шутить, заговаривает с каждым. Это он спросил:

— А почему среди нас нет земского?

Ему зло ответили:

— Царя, наверно, оплакивает. Монархист!

— Зовите его сюда. А не пойдет, тащите за бороду.

Несколько человек бросились к каменному дому земского начальника. Семинарист опередил всех, вскочил на крыльцо, обернулся к толпе:

— Спокойно, граждане! Я его приглашу от вашего имени, — и скрылся в дверях.

Начальник почты развлекал публику:

— Сдрейфил земский. Ждите, когда семинарист сменит ему штаны.

— Чего там приглашать. Волоките его сюда!

На крыльцо взобрался Белянкин. Загородив дверь, начал увещевать слишком горластых. Появился семинарист, оповестил, что земского нет дома, он еще вчера уехал в город…

Все волнения закончились благодарственным молебном. И когда только успел отец благочинный! Пока Тражук, разинув рот, ожидал появления рыжебородого осанистого земского начальника, из церкви вынесли иконы и хоругви. Около ограды появился большой стол, возле него — поп и дьякон. Услышав густой бас отца дьякона, люди повернулись лицом к церкви. Чее Митти тут как тут. Палку с красным платком куда-то забросил. Держит в одной руке молитвенник с золотой застежкой, в другой — кадило. «Ну и пройдоха!» — подумал про него Тражук. Поп окропил народ кистью из конского хвоста, воздел крест. Первым приложился к золотому кресту пристав, за ним Белянкин. Тражук пристроился в конце длинной очереди, но кто-то потянул его за рукав, отвел в сторону и сказал по-чувашски:

— Пусть семинаристы да гимназисты крест целуют. Тебе это ни к чему.

Тражук узнал Фрола Тимофеевича Ятросова — бывшего каменского учителя.

— Хватились! — продолжал старик, — Уж целую неделю без царя живем!

…Ятросова знал весь уезд. Хозяева Тражука обрадовались нежданному гостю.

— А народ-то думал, что мир, — сказал Тражук после ужина, оставшись наедине с учителем. — Женщины плакали от радости. А про мир никто и не вспомнил. А как с миром-то, Фрол Тимофеевич? Будет конец войне иль нет?

Но старый учитель прямо не ответил. Он по-давешнему ворчливо заговорил о другом:

— Молебен затеяли, чудаки! Богу воздают хвалу. Наплевал он на русский народ, бог-то. А о чувашах и говорить нечего. Мы у него — пасынки. Весь народ России сам, без божьей помощи, восстал и сверг царя, помазанника божьего… Что ж ты не спрашиваешь про новость? — перевел он разговор. — Отца твоего встретил на днях в городе. Лошадь он вместо павшей сивки купил, поехал прямиком в Чулзирму, а я обещал передать тебе эту весть. В субботу отец будет ждать тебя дома.

Старый учитель не упомянул о том, что ему пришлось выручить бедняка, доложить из своего кармана недостающую «красненькую».

Тражук постелил себе на полу, уступив гостю кровать. Фрол Тимофеевич молча ворочался в постели.

— И мне что-то не спится, — подал голос Тражук. — Думки у меня разные в голове.

— Думки? — переспросил старик. — Для тебя это хорошо. А мне вот что-то плохо стало от думок… Так какие же у тебя думки?

— Выходит, теперь у нас в России опять началось «смутное время», как триста лет назад?

Учитель возмутился:

— Тебе говорят — революция, а ты — «смутное время»! Правда, маеты всякой будет немало, но время-то уже не то, время-то революционное. Откуда ты взял-то понятие такое — «смутное время»?

— Я книгу читал «Смутное время». Вот и подумал. Значит, не посадят на престол нового царя.

— Найдутся и такие, что захотят нового. А у нас великих князей развелось столько, что хватит еще лет на триста. А без смуты, братец, теперь не обойдешься. Вот и у меня на душе что-то смутно. Поссорился в городе с другом, а здесь — со старым приятелем Белянкиным. И все по тому же вопросу: о войне и мире. Ты помнишь самлейского Авандеева?