Мост - [67]

«Куда конь с копытом, туда и рак с клешней», — подумал Мурзабай, но промолчал. Белянкин понял, что бывший старшина все еще выжидает.

— Я, Пал Ванч, хочу пригласить к тебе этого вашего… трижды Егора, побеседовать с ним по душам, — снова заговорил Белянкин. — Вот нашелся чудесник! Позор для всей волости.

Хозяин рассмеялся в лицо наглецу:

— В гостях тебя видеть — пожалуйста, всегда рад! А разговаривать с Вись-Ягуром иди куда хочешь.

…Вись-Ягура вызвали в сборную избу, как бунтовщика и зачинщика грабежа в именье Киселева. Белянкин был осведомлен, что прошлогодний ночной налет учинили чулзирминские кулаки. Теперь ему надлежало их выгородить. Однако дело, казавшееся столь простым, обернулось для Белянкина самым роковым образом. Вись-Ягур, как только увидел его, нахмурил брови. Белянкин мягко предложил Егорову «ради спасения своей жизни» назвать несколько участников грабежа из бедняков.

— Врешь, предатель, оборотень! — взорвался Вись-Ягур. — Бедняки ни при чем, кулаки грабили. А ты покрыл их! Я не эсер, не предатель. Я тут — Советская власть, избранная народом!..

— Анархист ты, путаная твоя башка, — старался вразумить бунтовщика Белянкин. — Советов нет больше. Понял? С тобой в моем лице разговаривает настоящая народная власть, власть Комвуча. Ты, сделай милость, не кричи, а отвечай по-хорошему. Наш комитет ничего не слыхал про ваше самоуправство. Хочешь спасти свою дурью голову, назови хотя бы двух-трех большевиков, что вас подбивали на разбой.

Как только Белянкин упомянул большевиков, Ягур ринулся на него с криком: «Левый предатель». Офицер и солдаты, пытавшиеся остановить великана, разлетелись в стороны. Когда все-таки удалось его наконец повалить и скрутить, Ягур плюнул в Белянкина кровавой слюной:

— Берегись, иуда Белянкин! — прохрипел он. — Поймаю, задушу и повешу на осине!

Белянкин побелел:

— Это — коммунист, большевик! Расстрелять его на месте!

Но управляющий распорядился по-своему:

— Арестованного под охраной двух солдат оставим здесь, завтра захватим Кузьминовку. Надо допросить… Не на глазах же у мужиков, которые ему сочувствуют!

Вись-Ягура заперли в амбаре бабки Хвеклэ — на обрывистом берегу Ольховки, на виду. Оставив двух солдат стеречь мятежника, каратели в полном составе укатили в соседнее село.

Нашелся в деревне смельчак, подросток Хведюк. Недаром он записался в «Красную гвардию» Илюши Чугунова. Еще осенью прошлого года это походило на игру, а теперь, когда сам Илюша ушел в настоящую Красную гвардию, Хведюк решил приступить к делу: «Во что бы то ни стало надо спасти Ягура, помочь бежать. А то погубят ни за понюшку табаку». Сметливый паренек для верности решил действовать без помощников, долго обдумывал план. Что, если пробраться под амбар и выпилить в полу дыру. Хведюк знал: амбар стоит на каменных подушках, пролезть можно! А пол в амбаре гнилой, доски совсем трухлявые — в этом амбаре Хведюк бывал и щели в полу видел. Три стороны амбара обозреваются часовым, а четвертая, задняя, висит над обрывом. Звук пилы может услышать страж. Вот если б сам дядя Ягур догадался! Сможет ведь шутя разломать трухлявые доски! Не догадается. В темноте дыр не заметит.

На пустыре у амбара обычно пусто. Разве что какая баба вздумает пойти по воду к реке. Поздним вечером Хведюк взял ведро. Спускаясь к Ольховке по узкой тропинке с земляными ступеньками, паренек замурлыкал чувашскую песню. Скучающий страж сам, не подозревая подвоха, попытался воспроизвести незнакомую мелодию. Подымаясь обратно с полным ведром, Хведюк громко спел по-чувашски:

Ах послушай, Ягур, Ягур-дядюшка,

Пропадет ни за что твоя головушка.

Ты послушай, дружок, мою песенку,

Ты послушай ее да прислушайся:

Пол дырявый, трухлявый у тетки Хвеклэ,

А большая дыра в том углу, где тропа,

По которой иду я с ненужной водой.

Знаю руки твои богатырские

И надеюсь — поймешь мою песенку…

Часовой знаками велел мальчику поднести ведро и стал пить через край. Пленник забарабанил в дверь амбара, что-то выкрикивал. Хведюк разобрал чувашское слово «понял».

Солдат с криком подбежал к двери: Ягур притих. Хведюк показал на ведро, как бы спрашивая, хочешь, мол, еще пить? Часовой отрицательно покачал головой.

Утром, никого не обнаружив в амбаре с прогнившим полом, часовые не очень-то обеспокоились: они свой долг выполнили, замок цел. Правда, оба кое-что скрыли друг от друга и от начальства: первый, как он пил воду, второй, что под утро слышал подозрительный плеск на реке.

Для офицера сбежавший мужик ничего не значил. Управляющий помалкивал — побег Ягура его не пугал. Смертельно испугался один Белянкин. Он-то запомнил зловещие слова Вись-Ягура.

13

Жили в русско-чувашском селе Ягали два друга-побратима: чуваш Яшкин и русский Серафим Дятлов. Яшкина кликали просто Яшкиным, — он был один в селе с такой фамилией, а Дятлова — величали Серафимом, да еще иногда и Демьянычем. Фамилию Дятловы носили почти все русские, живущие в Ягали.

Яшкин и Серафим Дятлов почти в один день разменяли пятый десяток и почему-то похожи были друг на друга как близнецы: лицом, мастью, силой и даже голосом. И думки у них были одинаковые: с лета прошлого года оба ходили в большевиках, а с весны этого стали называться коммунистами.