Мост через Лету - [60]
Но тут опять наполнили стакан. Подавляя в горле спазм, я принял его.
— Ты не свободен? — догадалась она. — У тебя кто-то есть?
— Не-е-т… Ни-и-кого.
— Но ты не свободен!
Освещенный алыми всполохами, мир вокруг качался, как в бурю лес. Озеро, как огромный таз, наполненный расплавленной латунью, норовило выплеснуться на берег.
Босой ногой, спьяну, я пнул головешку и обжег пальцы. Я был пьян и одинок. И несвободен. И ничего не мог изменить.
Марина взяла стакан из моих рук, вылила водку на пальцы правой ноги.
— Не жадничай… Помогает от ожогов. Оставшуюся жидкость я допил, швырнул стакан в пылавшие поленья. Потом пытался завести автомобиль. Меня тащили из-за руля, успокаивали, укладывали на раскинутом сиденье. Это я еще помнил.
Марина ворковала рядом.
— Ничего, ничего. Ты успокойся. Все будет хорошо, — шептала она. — Я рядом. Я отвезу тебя домой.
Домой?
От слов ее я на мгновенье протрезвел, панически соображая: стоило ли напиваться, чтобы попасть домой вдвоем? Именно этого я пытался избежать весь вечер.
Потом, когда-нибудь, когда разделаюсь с заказом, когда не будет тяготеть проклятье: договоры, деньги!.. Когда… Но когда это будет? И могло ли такое быть?
Я был не в силах сосредоточиться, и, проваливаясь в муторную мутотень, последнее, что успел сделать, я успел оттолкнуть ее и запомнил мягкую податливость плеча под ладонью и помертвевшее лицо.
— Пусти… Я не хочу.
Потом мне было плохо. Хуже и хуже. Долго она молчала, помогала молча. Наконец я отдышался. Платка в кармане не оказалось, я угадал сквозь бред: она вытирала влажными трусиками мне губы. В другой руке держала бутылку водки. Пила одна.
— Наверное, я подонок… А?
— Да… — согласилась она и отхлебнула глоток, она соглашалась в ту ночь. — Ну и что?
И положила прохладную руку на лоб.
Долгое время мне казалось — это последнее, что я запомнил.
6
В бессоннице не было ни будущего, ни прошлого. А если удавалось забыться, все один и тот же повторялся сон, нисходил прозрачным кошмаром, опускался, окутывал, вбирал меня — мое расслабленное сознание — в фантасмагорический мир свой, туда, в ту, еще одну, форму жизни, где не я являлся создателем, а надо мной стоял неведомый Суверен, порицавший пороки сознания, каверны отравленного рассудка.
…Бесконечно, солнечными брызгами (среди ночи!), ослепительным веером рассыпались осколки витринного стекла. Оливкового цвета «волга» такси, покореженная, застряла в оконном проеме магазина на одном из проспектов Петроградской стороны (как мы туда попали, текст сна не уточнял); впечатляюще помятая машина красовалась в витрине, разметав товары широкого потребления. А на асфальте, среди осколков стекла и оливкового цвета брызг осыпавшейся от удара автомобильной эмали, скромно, ненавязчиво, словно ранняя брусника в росной траве, краснели капли крови. Человека, поразительно знакомого (я старался вспомнить серое лицо, но не мог сосредоточиться, собраться, сделать последнее усилие, не успевал узнать — ведь во сне!), — его вынимали, выковыривали из-под руля и несли на руках к санитарному автобусу. Появления «скорой помощи» я не мог установить. Каждый раз, каждую ночь я упускал момент. Но… — точно помнил, как человека извлекали из кабины, грузили в распахнутые двери кремового фургона с полосой и знаком красного креста на борту. Голова пострадавшего беспомощно свисала: шея не держала ее. В кузов, на носилках, его заталкивали ногами вперед. Похоже, он больше не страдал.
В этом месте, на этой мысли я отворачивался. Вздрагивал во сне. Запомнил момент, засек его, готовясь в следующую ночь не отвести взгляда. И снова — уже почти осознавая, каждый раз ждал: вот, вот сейчас. Но вздрагивал и отворачивался.
Передо мной, прямо у ног (как сразу не заметил! — близко совсем, а вот, поди, ни разу сразу не заметил; всегда с подробным опозданием, всегда это оказывалось вдруг), — у ног моих среди осколков разгромленной витрины, откинувшись лежала девушка в свободном, странного покроя киноплатье: не то бальном, не то лесном. Над губами — нежное тепло на бледном овале лица, как отлетающее дыхание, — скользила виновато улыбка, меняя рисунок губ, словно шепот: еще одно «да».
Я тянулся к вскинутому ее подбородку (наклонялся), тогда открывалась взгляду в безнадежной близости от виска чистая ранка, совсем небольшая, без крови. Я склонялся ниже — в незакрытых глазах ее расцветало небо августа. Склоненный, я замирал, застывал будто в ожидании, будто знал: сейчас, мгновение спустя, она окончательно проснется, разбуженная прикосновением и собственной улыбкой. И первое утреннее слово ее будет в шепоте «да». Но мгновение затягивалось. Нетерпеливо я сжимал ее голову руками, не в силах вынести молчание любимого лица. На лице, на щеке — везде, где я прикоснулся, появлялись следы крови. Кровь была на моих руках.
Этого пункта я объяснить не умею. Происхождение следов крови на ее щеке было понятно — я их оставил. И пытался стереть. И оставил еще. Перепачкался, помогая извлекать из-под рулевой колонки человека в окровавленной куртке? Поранился об осколки стекла? Но порезов впоследствии не обнаружил. Может, что-то еще? Реалии остались неизвестны. Но кровь была на моих руках.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.