Мост через Лету - [103]

— Лешаков! Лешаков!

Они обнялись. Было в том более игры, чем чувства. А у артистов и вовсе целоваться в привычке, по поводу и без повода и, конечно, при встрече.

Они встретились и сразу побежали по сумрачной улице к перекрестку, тоже затемненному — в белые ночи по причине экономии электроэнергии не горят фонари. Их гнало вечернее томление крови. Не сговариваясь, они повернули по проспекту налево, к реке. Небо светилось над дальним плесом. Туда направлялись многие люди. Тротуары текли и впадали в просторную площадь под молчаливыми стенами царского дворца, площадь была полна — слышался людской плеск: крики, песни, молодой смех. Транзисторы и гитары перебивали друг друга и не мешали друг друг у. Валечка-актер и инженер Лешаков, оба моложавые и стройные, нарядные и целеустремленные, — картинка-иллюстрация к обещанной жизни, — пробиваясь сквозь гуляющую толпу, стремительно приближались к неназванной, но понятной цели.

— Надо бы выпить, — оглянулся актер. Лешаков кивнул.

Возбужденные, с пересохшими ртами, они выбежали на набережную с надеждой утолить жажду и дружно зашагали к сходням: степенно покачивался у гранитного края белоснежный речной ресторан-поплавок, ярко светил розовыми пятнами окон над гладкой водой. Там мелькали тени, звенело стекло, доносились развеселая музыка и женские голоса. Но у трапа, на у ходивших из-под ног ступенях, их встретил неумолимый швейцар, молча указал табличку «Мест нет». На увещевания Валечки он даже не удосужился покачать головой.

— Позовите метрдотеля! — безнадежно закончил актер, словно выдохнул воздух, словно энергия, растраченная в стремительной ходьбе, иссякла у цели. Цель была под носом, но не осталось силы ею овладеть.

Швейцар неожиданно согласился, исчез, и через минуту появился такой же, как просители, молодой и подтянутый мужчина в черном костюме, с бабочкой под строгим воротничком и с отважными усами над верхней губой. Загорелое уже в июне, внимательное лицо его выражало вопрос.

— Товарищ из Польши, — отчаянно зашептал Валечка. — Желает культурно провести вечер.

Метрдотель оглядел Лешакова, кивнул.

— Очень жаль. Мы и американцам отказали, места не нашлось.

— Братская ведь страна, — попытался еще раз актер.

Метрдотель сочувственно зевнул. И в следующий момент он бы забыл о них, если бы Лешаков, уловив секундную неуверенность в движении повернувшегося было костюма, в то же мгновение не выхватил из кармана новенький кожаный бумажник, а из бумажника холодными пальцами не извлек шершавую пятерку. Валечка от щедрости такой рот разинул. Он даже не успел возразить насчет дежурного гастронома и еще возможного портвейна под деревьями, когда их уже впустили и провели к маленькому столу за колонной, недалеко от оркестра. Официант притащил стулья, а метрдотель, почтительно указав приготовленные места, подмигнул:

— Польша!

— Гуляем, — по-русски заключил Лешаков.

Вот когда пригодилась премия предприимчивому инженеру.

Стол едва вместил заказанную снедь, а официант все подносил. На влажных листьях салата ломтиком асфальта несъедобно чернела икра. В другой розетке красная, под лепестками сливочного масла. Чавыча с лимоном, а каспийская осетрина с хреном в зелени петрушки. Афганские мелкие оливки и греческие жирные маслины. А на горячее Лешаков попросил судака-орли.

— Зачем? Что за блажь? — пытался удержать инженера актер, он глядел на стол, как на неприступную позицию. — Я больше по питейной части. Кто это все съест?

— А мы, — успокаивал Лешаков. — Съедим, не бойся.

Он заказал бутылку столичной к закускам и сухое цимлянское вино к рыбе. Но актер наложил вето на вино и настоял на мадере.

— Там хоть градус есть. А то сухарь твой, что квас. Бидон можно выпить, и без эффекта, — поучал он Лешакова. — В питии, брат, есть…

— Гуляем, — согласился Лешаков и послал за мадерой.

Мадеру подали крымскую, за четыре рубля восемьдесят пять копеек, плюс наценка. Валентин помрачнел.

— Я теперь пью, — сказал он и серьезно взглянул в глаза инженеру. — Не хочу остановиться. Не желаю… Это замечательно, что ты позвонил, объявился.

— Я тоже рад тебя видеть, понимаешь.

— Понимаю. Старик, я теперь все ох как понимаю. После пережитого многое открылось.

Лешаков разлил по первой и приготовился слушать. Свое он оставил на сладкое, — пусть Валечка душу облегчит. Он готов был потерпеть и послушать, чтобы потом… Но Валечка отодвинул стакан.

— Я так не могу. Послушай, ты тут разное назаказывал, а я соответствовать не в состоянии. Бензин на нуле. Нахожусь в пропитии.

Лешаков удивился:

— Что ж с того? Угощаю!

— Нет, — сказал Валентин. — Не годится. Пока мы в трезвом уме, решим. У меня тут книжица есть одна. Если ты при деньгах, давай купи. И мы пополам счет оплатим.

— Покажи, — заинтересовался инженер книжкой, которая стоила бы их ужина.

Актер извлек из-под стула пакет, развернул и выложил на скатерть толстенную книгу, килограмма на три, в кожаном потертом переплете. Симпатичный кирпичик. Лешаков приоткрыл и прочел:

«Библия. Книги священного писания».

— Иллюстрации Доре, — продолжал Валечка.

— На хорошей бумаге и кожа сафьян. Ей цена сто рублей или больше. Уступлю за полтину.