Мост бриллиантовых грез - [3]

– Извините, я испугался, что вы упадете прямо в воду.

На вид ему было лет сорок, а может, сорок пять. «Моложе меня», – привычно отметила Фанни и привычно огорчилась, что с некоторых пор все привлекательные мужчины вдруг сделались моложе ее. Он был среднего роста, с темными волосами и холодноватыми серыми глазами (неотразимое сочетание для Фанни, которая терпеть не могла однообразия типа: светлые глаза – светлые волосы, темные глаза – темные волосы, прощая это последнее сочетание только самой себе), со свежим румяным лицом и не то смущенной, не то дерзкой улыбкой. Фанни мгновенно оценила элегантную куртку от «Барбери», распахнутую чрезмерно широко для столь сумрачного и столь раннего утра – с явным намерением продемонстрировать щеголеватый пуловер из настоящего кашемира… Бог знает отчего ей вспомнился ехидный диалог из Дюма: «На нем все новое, он одет с иголочки… Вот именно, у этого господина такой вид, словно он впервые оделся!»

Оба они, Фанни и этот господин, спустя всего лишь год с небольшим станут сообщниками в убийстве, но пока, разумеется, они об этом даже не подозревают. Нет, непосредственно своих рук кровью они не обагрят. Однако роли в предстоящей трагедии сыграют отнюдь не второстепенные, и если бы то убийство, которому еще предстоит совершиться, когда-нибудь стало предметом судебного разбирательства (а это не произойдет, оно так и останется нераскрытым), то и Фанни, и этот тщательно одетый сорокапятилетний господин были бы названы сообщниками убийцы и подстрекателями его. То есть тоже заслуживали бы наказания. Но их минует чаша сия…

Итак, Фанни вспомнила цитату из романа Александра Дюма-отца и невольно улыбнулась. И не выругалась незнакомцу в лицо (хотя она могла и умела ругаться так, что столбенели даже мужчины!), а сказала почти приветливо:

– Здесь довольно трудно упасть прямо в воду. Вот посмотрите – буквально на метр ниже парапета довольно широкий каменный выступ. Сначала свалишься на него и легко удержишься. Если, конечно, человек не пьян и у него нет особого желания покончить с собой.

– А у вас такого желания нет? – спросил мужчина с оттенком недоверчивости.

Фанни усмехнулась и подумала: «Ну и вопросик! Так я тебе и скажу!» И вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, ответила с пугающей откровенностью:

– Вообще-то, и у меня возникает иногда такое желание. Как у всякого нормального человека, я полагаю. Правда, ко мне это желание приходит между четырьмя и пятью утра, когда я курю одна возле кухонного окна и с трудом удерживаю себя, чтобы не выкинуть во двор мой «Житан» и не броситься следом. Но сейчас-то уже седьмой час, время моих суицидальных помыслов осталось позади…

– Скажите, мадам, а что вас удерживает от того, чтобы не броситься вслед за сигаретой? – спросил мужчина на довольно неуклюжем (кажется, он иностранец), но порывистом французском. – Мысли о ваших детях, которым будет вас не хватать? О любимом мужчине? О родителях, которым нужна ваша забота?

Мгновение Фанни пристально смотрела на незнакомца, удивляясь жадному любопытству, которое прозвучало в его голосе, а потом подумала: «Дело нечисто! Кажется, одними разговорами мы не ограничимся, ой нет!»

– Скажите, – проговорила с той же серьезностью она и обхватила руками плечи, которые начало пробирать холодком (хоть Фанни и была одета в теплую фланелевую кофту с бодренькой надписью «Speed», но кофта годилась только для бодрой утренней пробежки, а вовсе не для стояния над Сеной промозглым февральским утром, когда столбик термометра едва поднялся выше пяти градусов), – скажите, мсье, а что заставляет вас задавать мне такие странные вопросы? Вы психолог? Вы занимаетесь проблемами суицида и вам нужны житейские примеры для научной работы?

Незнакомец помедлил, как бы мысленно переводя ее слова с французского на свой родной язык, и промолчал, со смущенной улыбкой лишь покачав головой.

– Или вы флик, который боится, что на его глазах может произойти такое нарушение закона республики, как самоубийство, и пытается предотвратить преступление?

Он снова помедлил, вникая в смысл ее слов, и опять покачал головой. И даже хмыкнул, подчеркивая нелепость такого предположения все так же молча.

– Или вы… – Фанни заглянула в его серые глаза и обнаружила, что они вовсе не такие уж холодные, как ей сначала показалось: на самом деле они были серо-голубые, ясные. Настолько ясные, что Фанни с легкостью смогла кое-что в них прочесть, поэтому она затаенно усмехнулась и решительно продолжила: – Или вы намерены таким образом выяснить, замужем ли я, сколько у меня детей и будет ли кто-то нам мешать, если я приглашу вас к себе?

Забавно было наблюдать за его лицом. Мгновение на нем еще оставалась приклеенной вежливая улыбка – маска, за которой совершался торопливый перевод. Но вот смысл слов Фанни дошел до незнакомца, и он оторопел… Однако Фанни сразу поняла: это вовсе не была оторопь отвращения. Да, сначала незнакомец растерялся от неожиданности, но через миг дерзкая (о да, на сей раз без сомнения дерзкая!) улыбка тронула его четко прорисованные губы:

– Ну да, вы угадали, мадам. Я именно это хотел узнать. Видите ли, я только недавно прилетел в Париж. Дела мои идут не так хорошо, как хотелось бы, и я чувствую себя невероятно одиноким…