Моссад. История лучшей в мире разведки - [44]
Энглтон выслушал рассказ своего израильского коллеги,‘но ничего не предпринял до тех пор, пока в 1951 году в Москву не сбежали два высокопоставленных английских дипломата — Гай Берджесс и Дональд Маклин. Тогда только ЦРУ информировало «МИ-6» о том, что поведение Филби вызывает подозрение и его дальнейшее пребывание на посту офицера связи между «МИ-6» и ЦРУ нежелательно. Однако углубленную «разработку» Филби ни контрразведка Энглтона, ни британцы не произвели. Впоследствии Энглтон весьма сожалел, что не придал серьезного значения рассказу Коллека.
Еще одна наводка, которой не было придано должного значения, поступила в 1961 году от Флоры Соломон, дочери богатого еврейского банкира из России, который эмигрировал в Англию. На светском приеме в Тель-Авиве она встретила своего старого знакомого — лорда Виктора Ротшильда. Флора Соломон очень резко высказалась о Филби, который в то время был корреспондентом в Бейруте. Внимание Ротшильда привлекла ее реплика: «Он, как всегда, делает то, что приказывают ему хозяева в России». Флора Соломон рассказала Ротшильду, что еще в 1940 году Филби попытался завербовать ее для работы на советскую разведку. Филби говорил ей о своей работе как «секретной и опасной» и, когда Флора отказалась, попросил ее никому об этом не рассказывать.
Виктор Ротшильд довел эту информацию до сведения «Моссада» и до английских спецслужб, но «МИ-6» действовала недостаточно оперативно; от англичан ли, или от «Моссада» прошла утечка информации. В Ливане Филби узнал, что он попал под подозрение, и в январе 1962 года просто исчез (не забыв прихватить прекрасную библиотеку, которую собирал много лет). Через несколько месяцев он объявился в Москве уже в качестве увешанного орденами генерала КГБ…
…В ходе нескольких недель изматывающих допросов от Беера было получено немного сведений, но «Шин Бет» сочла, что их достаточно для суда.
Процесс дал много пищи для кривотолков. Говорили, что Иссер находился под воздействием каких-то спецсредств, выдвигались предположения о тайной сделке, которая была заключена им с Харелом, приводили аналогии с самообвинениями в злопамятных московских процессах 30-х годов.
В самом деле, что-то было не так. На суде поначалу Беер признал, что выдумал свое прошлое, что никогда не получал ученой степени в области истории и никогда не бывал в Испании, — но так и не изложил связную историю о своем происхождении и деятельности.>[73] Но очень скоро Беер не только объявил, что все его первоначальные показания о фактах биографии соответствуют действительности, но и что сам процесс фальсифицирован.
Далее. Израильский суд, обычно весьма тщательный, на этот раз не установил ни подлинного имени, ни прошлого, ни еще ряда важных моментов — но счел, что доказательства шпионской деятельности неопровержимы, и Беера приговорили к 15 годам лишения свободы.
Но до самой смерти в тюрьме в 1966 году Беер продолжал утверждать, что он был не шпионом, а настоящим патриотом, мечтавшим видеть Израиль не прозападным, а нейтральным; еще один очень интересный нюанс — после осуждения Беера, а особенно после его смерти (смерть эта была «естественная», от сердечной недостаточности, но если бы человек содержался в других условиях, неизвестно, когда бы наступила эта «недостаточность». Тюрьма — не санаторий) заметно охладели отношения между Бен-Гурионом и Харелом. Время шло к отставке «мемунеха»…
Авторское отступление. Возможно, что все не так просто. Можно ведь осуществлять действия, квалифицируемые как шпионаж, и не быть шпионом «по службе», по статусу представителя иностранного государства, в чьих интересах и по чьему заданию производятся действия. Человека ведь можно использовать, причем даже «втемную», так что он и не будет знать, на кого и как он работает.
Нельзя исключить, что высокопрофессиональные и умные разведчики (возможно, что из Москвы, а может быть, и нет) сумели правильно сыграть на демократических и гуманистических идеалах Беера, а также на его явном стремлении к «красивой жизни». Истину теперь установить трудно — Беер мертв, а его «хозяева» не торопятся, естественно, раскрывать секреты…
Самым серьезным ударом по «Моссад» и лично по И. Харелу стала «война» против немецких ученых, которые были наняты Египтом для проведения разработок в военной области, прежде всего в ракетостроении.
Конечно, среди этих немецких ученых и инженеров было достаточно много оружейников Третьего рейха — но в Нюрнберге достаточно четко провели различие между военными преступниками и теми, кто выполнял, пусть так же эффективно, как Вилли Мессершмитт или Вернер фон Браун, свои служебные обязанности. Конечно, и щедро расточаемые в те годы угрозы, и практические действия Египта против Израиля (и не только него) в те годы действительно требовали бдительности и контрмер — но способы осуществления этого, избранные И. Харелом, оказались не слишком адекватными.
Харел, похоже, искренне верил, что помощь специалистов из ФРГ в создании ракетного оружия для Египта была частью нового плана немцев по уничтожению евреев. Он ответил операцией «Дамокл» — и это уже был меч, который он повесил над головой каждого немецкого ученого в Египте.
