Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова - [23]

И как не знать ему заране,

Что все кокетки холодны,

Что их могущество в обмане,

Что им поклонники нужны?

Она кружится… и пленяет,

Довольна роком и собой;

Она чужой тоской играет,

В ней мысли полны суетой[148].

Три стихотворения в юношеских тетрадях Лермонтова представляют особый интерес в связи с позднейшими фактами его биографии.

В конце 30-х – начале 40-х годов Лермонтов часто встречается в Петербурге и очень близок с прославленной светской писательницей графиней Ростопчиной. Графиня Ростопчина – это та же Додо Сушкова, вышедшая замуж за сына московского губернатора и богача Ростопчина. Лермонтова и Ростопчину соединяет дружба юности и годы, вместе проведенные в Москве.

Для поколения 30-х годов Москва – большая связующая сила – общая родина. Поэтесса Каролина Павлова в 40-х годах напоминает Ростопчиной, что она «дочь Москвы», что она не может забыть «юных лет», проведенных в Москве. Об этом же времени общей юности в Москве говорит ей и Огарев в приведенном выше стихотворении. То же самое имеет в виду и Лермонтов в обращенном к ней стихотворении 1841 года:

Я верю: под одной звездою

Мы с вами были рождены;

Мы шли дорогою одною,

Нас обманули те же сны[149].

Стихи написаны на странице альбома, который Лермонтов подарил Ростопчиной весной 1841 года, перед своим последним отъездом на Кавказ. Незадолго перед тем Ростопчина писала:

«На дорогу! Михаилу Юрьевичу Лермонтову».

Есть длинный, скучный, трудный путь…

К горам ведет он, в край далекий;

Там сердцу в скорби одинокой

Нет где пристать, где отдохнуть!

Стихотворение кончалось надеждой на скорый возврат поэта:

Но заняты радушно им

Сердец приязненных желанья, –

И минет срок его изгнанья,

И он вернется невредим![150]

Этой надежде не суждено было оправдаться. Поэт не вернулся. Он был убит на дуэли Мартыновым. Осенью Ростопчина писала:

О жаль Его!!.. О! трижды жаль Его, –

Как юношу, – как друга, – как поэта!!!..[151]

В период нарастания революционного движения, в середине 50-х годов, между Ростопчиной и молодым поколением происходит разрыв. Некогда передовая поэтесса оказалась в лагере реакционеров-крепостников. Ростопчина сжигает свою заветную тетрадь, где она прославляла подвиг декабристов, и воспевает их палача Николая I.

Во второй половине 50-х годов в России пользовалась исключительным влиянием газета «Колокол», которую издавал в Лондоне Герцен в собственной типографии, созданной им для печатания запрещенных в России книг.

Ростопчина ополчилась против Герцена. Друг и единомышленник Герцена – Огарев дал Ростопчиной жестокую отповедь. Он назвал ее отступницей. Огарев призывал Ростопчину просить прощения у молодого поколения и вернуться к забытым идеалам юности..

Мне жалко вас. С иною дамой

Я расквитался б эпиграммой;

Но перед вами смех молчит,

И грозно речь моя звучит:

Покайтесь грешными устами.

Покайтесь искренно, тепло.

Покайтесь с горькими слезами,

Покуда время не ушло!

Просите доблестно прощенья

В измене ветреной своей –

У молодого поколенья,

У всех порядочных людей.

Давно расстроенную лиру

Наладьте вновь на чистый строй;

Покайтесь, – вам, быть может, миру

Сказать удастся стих иной, –

Не тот напыщенный, жеманный,

Где дышит холод, веет тьма,

Где все для сердца чужестранно

И нестерпимо для ума;

Но тот, который, слух лаская,

Звучал вам в трепетной тиши

В те дни, когда вы, расцветая.

Так были чудно-хороши[152].

Ростопчина не покаялась. Еще резче выступала она в сатире «Возврат Чацкого в Москву» и, незадолго до своей смерти, в «Доме сумасшедших».

Эпиграммы на московских светских красавиц

Воспевая московских девушек с талантом и умом, Лермонтов обращается к прославленным светским красавицам с едкими эпиграммами.

Блеск Алябьевой Пушкин сравнивал с прелестью Гончаровой, Вяземский говорил о ее классической красоте. Юноша Лермонтов дерзко ей заявляет:

– Вам красота чтобы блеснуть

Дана;

В глазах душа чтоб обмануть

Видна!..

Но звал лн вас хоть кто-нибудь;

Она?[153]

Бухариной, которую звали «Психеей», «Пери», «Сильфидой», юноша-поэт говорит:

Не чудно ль, что зовут вас Верой? –

Ужели можно верить вам? –

Нет, я не дам своим друзьям

Такого страшного примера!..[154]

Эпиграмма, адресованная к «Н.Ф.И.», заставляет вспомнить нападки Чацкого на страсть к чинам и увлечение мундиром: «Мундир, один мундир!»

Н. Ф. И.

Дай бог, чтоб вечно вы не знали. Что значат толки дураков,

И чтоб вам не было печали От шпор, мундира и усов;

Дай бог, чтоб вас не огорчали Соперниц ложные красы,

Чтобы у ног вы увидали Мундир, и шпоры, и усы! – [155]

Н. Ф. Иванова

Слишком знаем мы друг Друга,

Чтоб друг друга позабыть.

Лермонтов.

По страницам юношеских тетрадей Лермонтова разбросаны таинственные инициалы: «Н. Ф. И.». Долгое время они привлекали к себе внимание исследователей[156]. Только в нашу советскую эпоху И. Л. Андроникову удалось разгадать загадку «Н. Ф. И.»[157] и ввести новое лицо в биографию великого русского поэта.

Андроников не только разгадал тайну этих трех букв – он разыскал в Москве, на Зубовском бульваре, квартиру, где жила внучка героини Лермонтова. Познакомившись с ней, Андроников многое узнал от нее о ее бабушке.

«Дева нежная лицом, с очами полными душой и жизнью», с «чистым», «спокойным взором» – вот героиня лирического цикла «Н.Ф.И.». Такой смотрит она и с небольшого портрета, который удалось найти Андроникову на дне старого сундука, долгие годы хранившегося на даче под Москвой.