Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики - [24]

Однако и ему не удалось избежать злоупотреблений, в частности, нарушений чужого права, на политической арене. Поскольку считается, что все эти правоведы якобы способны придумать формулу непромокаемую и защищенную от ударов при любом уклоне и направлении политической мысли, то они не склонны занимать определенную и жесткую политическую позицию. И таким образом в характере юриста развиваются гибкость и уступчивость, которые, как правило, делают их непригодными для политической деятельности.

Поскольку Гауе был человеком нервным и чувствительным, то все его авантюры в политике сами по себе кончались плачевно. Эти черты характера, соединенные со скрытым честолюбием и амбициями, вероятно, и были ответственны за благосклонное принятие им национал-социалистической внешней политики и самого Риббентропа, что и привело к отчуждению Гауса от большинства его бывших коллег.

Можно сказать, почти сотрудник тогдашнего германского МИДа британский посол лорд д'Абернон также может быть включен в список влиятельных людей того времени. Важная роль в мировых политических и экономических делах, которую он играл в течение нескольких десятилетий, всем хорошо известна и неплохо задокументирована в воспоминаниях. И если Мальтзан потворствовал д'Абернону в приятном турнире политического фехтования, то Шуберт был более склонен сохранять бдительность и стоять на правовой точке зрения в verba magistri ( "слова учителя", слова авторитетного человека. - Прим. перев.) В 1925-1926 годах британский посол играл решающую роль на политической сцене Берлина.

Что до остальных новичков в МИДе - двух карьерных дипломатов, занявших важные посты, - герра фон Сторера, позднее ставшего посланником в Египте и послом в Испании в качестве начальника личного отдела, и Роланда Кестера, позднее посланника в Норвегии и посла во Франции в качестве Chef de Protocole, то оба они были, как и Зех, и Бюлов, моими близкими друзьями, и таким образом, наиболее важные, ключевые позиции в министерстве занимали члены практически одной команды.

Внутри узкого круга чиновников МИДа поддерживались очень тесные связи. После прочтения телеграмм и срочных материалов все собирались в половине десятого утра на совещание с участием более широкого круга второстепенных чиновников. На пресс-конференции остоумный доктор Шахт (не родственник финансового "волшебника"!) кратко излагал основные положения политически важных новостей и статей, после чего начальники отделов и их заместители уходили в кабинет Шуберта, где обсуждались уже более важные вопросы. Эти непродолжительные ежедневные совещания были зачастую весьма полезными и в высшей степени занимательными и забавными. На них рассказывались политические шутки, ходившие по Берлину, а иногда Керке пародировал старого Гинденбурга или Штреземана. После совещаний изредка следовали обсуждения в частных беседах с Шубертом и Гаусом. В Восточном отделе референты по отдельным странам - России, Польше, государствам Балтии и Дальнего Востока собирались для краткого обзора событий и распределения наиболее срочных заданий. После чего начиналась обычная ежедневная работа.

Часто эта рутинная работа в офисе прерывалась совещаниями - в самом МИДе, или с представителями других министерств, или с представителями нацменьшинств, или с промышленниками, или переговорами с представителями иностранных держав о технических вопросах, или подготовкой ответов на запросы депутатов рейхстага. А иногда мне приходилось участвовать в регулярно проводимых сессиях межминистерской экономической комиссии, где практически решались все вопросы экономической политики рейха на протяжении всего периода существования Веймарской республики.

Четверо представителей из МИДа, министерств финансов, экономики и сельского хозяйства, входившие в комиссию, были столь опытны и квалифицированны, что отдельные министры, в основном, были вынуждены соглашаться с ними и не могли игнорировать их мнение. Вероятно, лишь Шахт, сам очень сильная личность и первоклассный специалист, являлся здесь исключением. Вообще говоря, Германия времен Веймарской республики управлялась высшей министерской бюрократией, которая пользовалась доверием министров и парламента, поддерживала тесные отношения с прессой и промышленниками и очень хорошо справлялась с возложенной на нее задачей.

Мне следовало бы начать свой рассказ о МИДе времен моей работы в нем с упоминания о самой важной персоне министерства - министре иностранных дел в течение всего срока моего пребывания в Берлине, Густаве Штреземане. Но каким-то образом я упустил из виду этот вопрос, возможно, под впечатлением того, что он не был карьерным дипломатом, и роль, которую он играл, столь далеко выходила за узкие границы деятельности нашего министерства, что он просто не вписывался в рамки этого бюрократического института. С другой стороны, его связи с наиболее важными сотрудниками министерства были столь тесными, что он оказывался все более и более вовлеченным даже в обычные рутинные вопросы деятельности МИДа, а потому мне бы хотелось добавить в связи с МИДом несколько замечаний, касающихся его роли как министра иностранных дел.