Москва Сталинская - [9]
Многие, хотя и с благими намерениями, переиначили смысл одной моей фразы из «Ужели и ты?». Я писал: «Боже мой, сделай так, чтобы ты мне завтра понадобился», отнюдь не выделяя потребности в боге, в тот же вечер у меня возникшей. Признаюсь, что эти слова легко переиначить. Надо было написать: «Боже мой, сделай так, чтобы ты мне и завтра понадобился». Потребность в боге никогда меня не покидала.
Но страницы «Дневника» Франсуа Мориака в июньском номере NRF не находят больше отголоска в моем сердце. Я с трудом понимаю сейчас, о чем идет речь. «Даже в состоянии благодати, – пишет М., – мои творения рождаются из недр моей духовной смятенности; они – воплощение того, что существует во мне помимо меня». Вот так признание! Не значит ли это, что, будь М. безупречным христианином, ему не о чем было бы писать? Не то ли самое я ему говорил?
До чего он смятен! Таким он мне больше всего нравится. Но что толку в его смятенности? Наступит время, и она покажется ему такой же тщетной, химерической и чудовищной, какой она кажется сейчас мне.
У F. M. привычки закоренели: освободись он от них, он сочтет себя погибшим. Привычка жить вниз головой заставляет его все видеть шиворот-навыворот. Попытки выпрямиться принято приписывать гордости. Словно нельзя сохранить скромность, не простираясь ниц, а стоя прямо! Словно естественная скромность не равноценна скромности насильственной!
Как бы там ни было, нет ничего искреннее этих страниц. Не потому ли они так пугают, что эти муки, эта борьба, эти бесплодные химерические споры перерастают в душе верующего в подлинное смятение, а он еще совершенно искренно сочувствует нам, что мы, не ведая смятения, бежим его и счастливы.
В «Дневнике» F. M. есть страница, воспроизведенная им впоследствии в «Страданиях и счастии христианина». Речь идет о его впечатлениях от моего «Путешествия в Конго»; симпатия ко мне F. M. поразит, возмутит немало его читателей. Не знаю, сколько смелости теперь надо иметь, чтобы отзываться обо мне благосклонно в известных кругах. Эту смелость проявляет F. M. Как трогают меня страницы его «Дневника» как перекликается с ним мое сердце, – мне хочется выразить это письменно, пусть для самого себя.
«Я пленен, захвачен врасплох, не Африкой, а Жидом, совсем не таким, как изображают его журналисты, человечным, земным. Он восторгается камнями, растениями, насекомыми – вот что меня всего больше в нем восхищает и от чего я как нельзя более далек». Ничто так не исцеляет от смятения, куда неизбежно приводят нас поиски метафизического, недостижимого бога, как изучение естественных наук. А те, кому всего полезнее прилежное созерцание, отвертываются от него, отвертываются от действительности; самая их смятенность и вера в иную действительность побуждают их рассматривать действительность реальную как злокозненный мираж, как обман зрения, они с ней борются, она – соблазн. Но ведь в ней, и только в ней, кроется достоверная и единственно доступная человеку истина, обладание которой ведет человечество к прогрессу. Смотрящие на все «глазами души» попросту ничего не видят.
Существуют два противоположных вида запросов духа: тот, кому не хватает одного из двух, не соображает, насколько стеснительно это обстоятельство для людей с другого берега.
Да, мы поклоняемся разным богам. Согласен, что мой, растворенный в природе (только в такого могу я верить), не заслуживает даже имени бога. Чтобы его узреть, нужна не вера, а внимание. Тайна его велика – в ней ничего сверхъестественного.
Тулон
Выехал из Парижа вместе с R. L., который возвращается из отпуска. Очаровательный спутник; я к нему из месяца в месяц все больше привязываюсь. Нет ничего более подкупающего, чем его от природы веселая и хорошая улыбка.
Он бессознательно излучает животворную симпатию. Отдал ему «Се Человек» в новом (весьма, на мой взгляд, недурном) переводе, перечел его с живейшим вниманием. Каждый раз, как принимаюсь за Ницше, кажется, и прибавить нечего: достаточно его цитировать.
Ищу в «Истории христианства» Ренана, ищу тщетно, объяснения намеков на крест в предшествующих распятию евангелиях. Этот пункт и доныне меня интересует, хотя мой ум отворачивается от такого рода вопросов и отказывает им в значимости, которую они еще недавно имели в моих глазах. Если эти места попросту интерполированы, то не иначе как с намерением отнять от распятия всякую видимость случайности и, увязав его со всей жизнью «спасителя», обосновать на этом весь смысл учения Христа.
Крест в таком случае, не нарушая Христова учения, становится еще целью, объяснением и завершением. Христос пришел на землю, дабы быть распятым и спасти нас ценою предопределенной жертвы; к тому вела вся его жизнь. Тогда всякая попытка снять Христа с креста – богохульство: она сводит на нет его миссию. Чтобы видеть в распятии пустую случайность, как это делал я, а в «И предаша его…» лишь акт высочайшей покорности, надо отрицать Христа как Бога.
Вставленные места особенно их выручают; словно кто-то предвидел, что они им пригодятся. Они нужны не менее «лже-Генрихов», но способствуют крушению здания, коль скоро признано их самозванство.
Тонкий, ироничный и забавно-пикантный исторический роман об удивительной судьбе образованнейшей и экстравагантнейшей женщины позднего Средневековья — герцогини Маргариты по прозвищу Маульташ (Большеротая) — и о многолетней войне двух женщин — жены и фаворитки, в которой оружием одной были красота и очарование, а оружием другой — блестящий ум и поистине божественный талант плести изощренные интриги.
Под видом исторического романа автор иносказательно описывает приход нацистов к власти в Германии.
«Испанская баллада» — поэтическая повесть о любви кастильского короля Альфонсо VIII к дочери севильского купца Ракели. Сюжет романа, взятый из староиспанских хроник, вдохновлял многих писателей и поэтов, но только Лион Фейхтвангер обозначил тесную связь судьбы влюбленных с судьбой их страны. Рассказывая о прошлом, Фейхтвангер остается актуальным, современным писателем. Эта книга о большой человеческой любви, торжествующей над мраком предрассудков и суеверий, над мелкими корыстными расчетами и крупными политическими интригами. Перевод Н.
Лион Фейхтвангер (1884–1958) – выдающийся немецкий писатель и драматург. В своих произведениях, главным образом исторических романах, обращался к острым социальным проблемам. Им создан новый тип интеллектуального исторического романа, где за описаниями отдаленной эпохи явственно проступает второй план – параллели с событиями современности.
Увлекательная и удивительно точная хроника одного из самых сложных и неоднозначных периодов истории Римской империи —изначально обреченной на поражение отчаянной борьбы за независимость народов Иудеи, — войны, в которой мужеству повстанцев противостояла вся сила римского оружия...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.