Москва-Ростов-Варшава - [18]

– Слушаюсь и повинуюсь. Алла Константиновна, я позвоню в Ростов, успокою родителей. Думаю пока ничего не известно о Лёле, не надо их тревожить. Не рассказывайте им ничего? Я сейчас съезжу к ней в квартиру. Заберу некоторые Лёлины вещи для себя. Я не думала, что придётся здесь задержаться надолго, – не стала я откровенничать с ней.

– Ника, возвращалась бы ты домой и всё рассказала бы отцу. Ты рискуешь, Глеб просил тебя не впутываться в эту историю. А вдруг?

– Кому я нужна? Бандиты уже посетили квартиру, проверили, обыскали, для себя решили, что Анатолий сбежал. Только не знают они, что сбежал он с деньгами. А я переоденусь и пороюсь в бумагах Анатолия. И вот, что я думаю. В принципе, мы ничего не знаем об этом человеке. Да, ещё посмотрю все ли вещи Лёли на месте. Не могла же она скрыться с ним совсем без денег. Хотя…

– Никаких хотя. Не верю я, что Лёля никого не предупредив, могла убежать с этим адвокатом.

– Вы правы. Алла Константиновна, не переживайте, я быстро и незаметно. Глеб ничего не узнает, а мы с вами не будем его расстраивать.

Для себя я решила съездить к Лёле для того чтобы порыться в бумагах Анатолия. Хотелось найти хотя бы какую-то зацепку, которая могла бы подсказать с чего и как надо начинать поиск сестры.

Попрощавшись с Аллой Константиновной, я решила поехать сначала не к Лёле, а в суд, и попытаться хотя бы что-то выведать о Татьяне и её гибели. Дёрганный и скрипучий автобус довёз меня до нужной остановки. Пасмурно. Такое впечатление, словно серый цвет овладел всем городом. Возможно, моё состояние и настроение влияет на восприятие пейзажа. Конечно. Раньше и в такой погоде я старалась найти позитив. Устраивала себе лишние выходные и читала запоем.

Плюсы перестройки – появилось много литературы. На все вкусы и на любую безвкусицу. А пресса-то как разгулялась! Каких только нет газет и газетёнок! Журналов и журнальчиков.

– Ника! – я шла, задумавшись об изобилии прессы, и не слышала, как меня кто-то упорно звал, – Ника! – я обернулась, – вот, ты даёшь! А я смотрю, ты это – не ты? А мы с мамой звоним тебе домой, Лёле, а вы с ней пропали куда-то! – я увидела перед собой дочь своей клиентки, Машу. Ей я иногда делаю маникюр, а её маму обслуживаю по полной программе: стрижка, мелирование, укладка, маникюр, педикюр. Прихожу к ним домой и остаюсь с утра и до самого вечера.

– Ой, Машка! Да я только приехала, ещё не успела никому позвонить, – не стала я открывать всего положения дел чужому человеку, – я в прошлом месяце приезжала, тоже вас с мамой разыскивала. Думала, куда делись мои постоянные клиенты?

– Не говори! В Испанию ездили. Моя мама испанка. Ты не знала? Она ребёнком попала в Москву, когда война была. А теперь времена изменились. У нас родственники в Барселоне нашлись. Вот мы с ней и погуляли за границей. Красота! Так ты давно в Москве? К нам заедешь?

– Конечно, созвонимся.

– А куда ты бежишь? Смотрю, бежит, торопится, не угнаться, – продолжала Маша.

– Да, Москва ваша вечно ритм задаёт. Все бегут и я со всеми. Чтобы в ногу, – ответила я без энтузиазма продолжать разговор, – а ты, куда в такую погоду?

– Ой, Ника, ты же не в курсе! Я теперь адвокат. Юридические консультации развалились, теперь все в адвокаты подались. Куда пальцем не ткни – адвокат, гинеколог, стоматолог. Вот и я теперь бегаю – «развожу» людей, в общем, по мелочи работаю, на хлеб хватает. Так нам по дороге? Ты тоже в суд? – удивилась она, увидев, что я хочу войти в здание суда.

– Да, Анатолий попросил, раз мне по дороге, к Лёлиной подруге судье зайти бумажку какую-то передать. Лёлька простыла сильно, лежит, а я вот бегаю, – придумала я сходу.

– Ой, стой, давай покурим, время ещё у меня есть. Ты не спешишь?

– Да нет, – как можно беспечно ответила я ей.

– Слушай, а кто у Лёльки подруга, тут вчера такое случилось! – тараторила Маша, закуривая сигарету.

– Где случилось? – прикинулась я несведущей.

– Ты чего новости не смотришь? Тут вчера вечером расстреляли судью. Смотри, видишь всё песком засыпано? – она кивнула на место засыпанное песком, на котором лежали разбросанные цветы.

– Господи, какой кошмар! Что делается? А что за судья?

– Панфилова или Панкратова? Она уголовные дела вела, я её не знаю.

– Панкратова? Татьяна? Ужас!

– Что, тебе к ней? – удивилась Маша.

– Да. Какой кошмар! Что я Лёльке скажу? Они давно дружили. А как это произошло? – стала я наперебой задавать растерянной Маше вопросы.

– А я откуда знаю? Слушай, пойдём в канцелярию поднимемся, там, у девчонок секретарей узнаем. Кошмар какой-то, вот жизнь пошла, – мы вошли в здание суда. В фойе на стене висел портрет Татьяны с чёрной ленточкой наперевес. Под портретом столик с горкой из цветочных букетов.

– Вы к кому? – обратился к нам человек в милицейской форме. Взяв у Маши адвокатское удостоверение, он сделал запись в журнале.

– Вы теперь всегда записывать будете? – спросила его Маша, увидев, что её данные милиционер внёс в журнал.

– Теперь всегда. Вы к кому? – обратился он ко мне. Не успела я и рта открыть, как Маша ответила, – она со мной.

Мы поднялись на второй этаж здания суда. Маша, с видом знатока, вошла в канцелярию. Через некоторое время вышла с молоденькой миловидной девушкой. Вид у этой девушки для здания суда и для дня траура был очень ярким. Броский макияж, вытравленные до белизны волосы с взбитым начёсом. Чёрная блузка декольте и обтягивающая бёдра мини юбка. Или меня уже всё раздражает, или для ведения заседаний, действительно неподобающий вид.