Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству - [26]

. Из летописного сообщения не следует, что Ольгерд захватил Брянск сразу же после смерти князя Василия. Скорее всего, это произошло в 1360 г., когда умер Иван Красный и Москва потеряла великое княжение. Соборное деяние, составленное в Константинополе в июле 1361 г., упоминает о жалобе митрополита Алексея на то, что ставленник Ольгерда Роман овладел брянской епископией, т.е. к этому времени Брянское княжество уже находилось под литовской властью. Таким образом, за исключением бывших рязанских земель на левом берегу Оки, владения Москвы фактически вернулись к границам эпохи Даниила Александровича.

Весной 1360 г., ещё до вступления Дмитрия Суздальского на владимирский стол, хан Навруз был убит Хизром (Хидырем русских летописей). В 1361 г. к нему отправились русские князья – Дмитрий Московский, Дмитрий Суздальский, Андрей Нижегородский и Константин Ростовский. О каких-либо пожалованиях нового хана летописи ничего не говорят, т.е., по всей видимости, он просто подтвердил существовавшее положение вещей. Вскоре после отъезда московского князя из Орды в ней началась новая междоусобица – Хизр был убит и появилось сразу же несколько претендентов на ханский престол. Сильнейшими из них были Мурад, сумевший закрепиться в Сарае, и Абдаллах, за спиной которого стоял могущественный эмир Мамай: «Седе на царство Мурут. А Мамаи князь Ординьскыи и осилелъ съ другую сторону Волги, царь бе у него именем [ъ] Авдуля»171. В то время, как Мамай и Абдаллах закрепились в западных улусах Орды, её северные земли также вышли из-под контроля Сарая – в Булгаре стал править Булактемир, а в Мордве – Тагай: «Булактемерь, князь ординскыи, Болгары взялъ и все городы по Волзе и улусы, и отня весь Волжескыи путь, а иныи князь ординскыи, Тагаи имя ему, иже отъ Бездежа, а тои Наручадь, ту страну отнявъ, собе ту пребываше»172.

Очередная смена хана вновь потребовала решения вопроса о великом княжении. Москва не собиралась признавать переход владимирского стола к суздальскому князю «не по отчине, ни по дедине»173, в связи с чем в 1362 г. «князь Димитрии Ивановичь Московскии и князь Дмитреи Костянтиновичь Суждальскии съперъся о великом кнежении»174. Стороны отправили своих послов в Сарай к Мураду, который отдал ярлык на Владимир московскому князю: «послаша киличеевъ своихъ въ орду къ царю Амурату, и вынесоша великое княжение князю Дмитрею Ивановичю Московскому по отчине и по дедине»175. Дмитрий Константинович Суздальский первоначально не пожелал оставлять владимирский стол, но в конечном счёте был принуждён к этому под угрозой военной силы Москвы: «Князь же великии Дмитреи Ивановичь тоя же зимы съ своею братьею, съ княземъ Иваномъ Ивановичемъ и съ княземъ Володимеромъ Андреевичемъ, събравъ воя многы по своеи отчине, и поидоша къ городу къ Переяславлю, на князя Дмитрея Костянтиновича Суждальского. Онъ же беже къ Володимерю и оттоле въ Суждаль въ свою отчину, княживъ два лета»176. В начале января 1363 г. двенадцатилетний московский князь въехал во Владимир и взошёл на великокняжеский стол в Успенском соборе. Естественно, ввиду малолетства Дмитрия Ивановича победу над Суздалем необходимо приписать не ему лично, а тогдашнему московскому правительству, главную роль в котором играли митрополит Алексей и тысяцкий Василий Вельяминов.

Помимо ярлыка от Мурада руководители Москвы сочли целесообразным принять также и ярлык на великое княжение от хана Абдаллаха: «Князь Димитреи Ивановичь иде съ Москвы въ Володимерь съ братьею, и ту приде къ нему посолъ изъ орды отъ царя Авдуля, изъ Мамаевы орды съ ярлыки на великое княжение, и князь великии, отпустивъ посла, иде въ Переяславль»177. По всей видимости, именно это побудило Мурада изменить своё решение – в 1363 г. он вернул ярлык на Владимир Дмитрию Константиновичу Суздальскому. Воспользовавшись отсутствием Дмитрия Ивановича, суздальский князь занял великокняжескую столицу: «Того же лета князь Дмитреи Костянтинович [ь] приеха въ градъ въ Володимерь и пакы седе на великомъ княженьи въ дроугые, а съ нимъ князь Иванъ Белозерець, пришелъ бо бе изъ Муротовы Орды съ тритьцатию Татариновъ, и тако пребысть въ Володимири неделю едину»178. В ответ на это против него выступили московские войска, которые осадили его в Суздале и вынудили признать переход великого княжения к московскому князю: «Се же слышавъ князь великии Дмитреи Ивановичь прогна его пакы съ великаго княжениа съ Володимеря, съ своее отчины, въ его градъ въ Суждаль. Не токмо же се, но и тамо иде на него ратию къ Суждалю и стоявъ рать неколико днеи около Суждаля и взяша миръ межи собою»179.

Обычно эти события излагаются как рядовой эпизод борьбы за владимирский стол, на самом же деле они имеют первостепенное значение для истории взаимоотношений между Русью и Ордой. Москва лишила великого княжения князя, получившего на него ярлык от хана-Чингисида, правившего в Сарае. Таким образом была претворена в жизнь идеология, бытование которой мы отмечаем в памятниках московской словесности предыдущих десятилетий, – Русь является «отчиной», наследственным владением русских князей, распоряжаться которым Орда не имеет никакого права. Одновременно с утверждением Дмитрия Ивановича во Владимире Москва вернула себе половину Ростова и Галицкое княжество – опять же вопреки ханскому «пожалованию»: «Тако же надъ Ростовьскымъ княземъ. А Галичьскаго Дмитрея изъ Галича выгнали»