Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - [7]

— Утренник в сумасшедшем доме, честное слово! — он закурил, — Нет, это все определенно связанно!

Елисей снова прошел в комнату, где лежала сумка блондинки. Вполне обыкновенная спортивная сумка, правда, без надписей и лейблов знаменитых спортивных марок. Молния сверху и боковой карман. Для начала он решил проверить, содержимое кармана. Что-то необъяснимое останавливало его залезть внутрь сумки сразу, и он начал с малого. Там был конверт. Елисей достал его и внимательно осмотрел. Обычный почтовый конверт с маркой, на которой был изображен разноцветный воздушный шар, парящий в облаках. Необычное заключалось в другом. На конверте имелся фабричный оттиск. Типографским шрифт гласил:

Инструкция по вскрытию спортивной сумки темно синего/темно оранжевого цвета для Елисея Никаноровича Нистратова,

подотчетный номер ZZx2344 июль 22, 13:38 Москва

Елисей машинально посмотрел на часы и побледнел, было ровно 13:38, причем минутная стрелка встала на свою отметку именно в тот момент, когда Елисей на нее взглянул, месяц на дворе стоял июль, и насколько помнил Елисей, число тоже было указанно верно. Он, сухо сглотнул, судорожно вскрыл конверт и достал свернутый втрое листок. Нервный тик правого века снова дал о себе знать. Елисей торопливо потер глаз тыльной стороной пальца, развернул листок и прочитал:

ИНСТРУКЦИЯ

1. Открой сумку

Больше на листке ничего написано не было. Как во сне он отбросил немыслимую в своей глупости и в то же время убийственно загадочную инструкцию, сел на пол и расстегнул молнию.

В сумке находились два свертка — один большой, второй поменьше. Елисей распаковал тот, что был больше. Сначала он даже не понял что это, потрогав осторожно рукой белую мягкую поверхность, Елисей ощутил странное тепло. Он пригляделся. Это были два крыла, сантиметров семьдесят в длину, белоснежные, удивительно чистые, почти невесомые. Елисей взял одно и попытался его расправить. Легко и бесшумно крыло распахнулось и Елисея слегка обдало ветерком, и в дуновение это примешался совсем слабый, зыбкий запах, ни на что не похожий и в то же время удивительно знакомый. Так бывает иногда. Раз! И случайно пойманный, где-то ветром аромат еле коснется обоняния человека и он вдруг вспоминает или даже только силиться вспомнить свое, давно забытое потерянное ощущение чего-то важного, такого настоящего, значимого, такого необъяснимо знакомого, что кажется еще чуть-чуть и ты поймешь сразу все. Все что только может понять человек. Но память не возвращает в прошлое, и прозрения не возникает, а только отзывается гулкой тоской душа. И вдруг понимает человек, как изменился мир вокруг, как изменился он сам, как одинок он и ограничен, но длиться это, лишь доли секунд, слабая вспышка и уже через мгновение ни запаха, ни воспоминания нет, а есть только ощущение невосполнимой потери. Тоже произошло сейчас с Елисеем. Вспышка — воспоминание — пустота. Елисей аккуратно сложил крыло и положил перед собой. Почему-то он сразу понял, что это не крылья какой то птицы, или другого невиданного пернатого зверя.

— «Ангел — ограбивший банк», — первая четкая мысль появившаяся в его голове. Чем дольше Елисей смотрел на крылья, тем больше убеждался, что видит он их не в первый раз. Но где и когда приходилось ему созерцать это чудо, понять он не мог.

Он взял в руки второй сверток. Пакет был значительно тяжелее. Что-то твердое на ощупь. Почему-то Елисей представил себе кирпич, завернутый в плотную бумагу. Он решительно разорвал упаковку и вытащил черного цвета предмет, прямоугольной формы. Предмет был гладкий как стекло, и внешним видом никак не выдавал своего назначения, но на кирпич он действительно очень походил. Елисей повертел его в руках, поскреб ногтем, посмотрелся на свое идеально ровное отражение в черной зеркальной грани, и увидел там лицо унылое и растерянное как у проигравшего в лотерею неудачника.

Наскоро завернув крылья и непонятный предмет в упаковочную бумагу, Елисей сложил их обратно в сумку и задвинул ее под кровать. Он принялся ходить по квартире, с таким видом, будто только что по радио объявили о неминуемом конце света. Странное содержимое сумки разбудило в голове апокалипсические фантазии и трусливые подозрения, что он попал в жуткую историю, густо замешанную на религиозности и мистике. Елисей вспомнил телефонный звонок, предшествовавший его любопытству, и твердо уверился, что это вовсе не розыгрыш и не случайное совпадение. А еще он вспомнил хвост, всовывающийся из-за спины старика, изогнувшейся полусонной коброй.

— «Так ведь они знали! — вдруг с ужасом осознал Елисей, — Знали, что я вскрою сумку!».

Он побежал в комнату, увидел на полу конверт и схватил его. Зрачки его тряслись, как две вот-вот готовые сорваться сливы на ветру. Он увидел, что никакой надписи, касающейся его права открыть сумку, нет. На конверте не было вообще никакой надписи. Он был совершенно чист.

— Дела… — выдохнул он сипло.

Лицо его сделалось серым, как дорожный асфальт, на негнущихся ногах добрел он до кухни, вставил в губы сигарету и прикурил желтый фильтр. Вдохнув, зловонного дыма Елисей закашлялся, сплюнул в раковину и туда же зашвырнул испорченную сигарету. Нужно было что-то решать, и он решил никому не говорить о том, что с ним произошло, отнести сумку куда было велено, и этим самым разрешить загадку. Из головы не выходил только загадочный хвост, так и качающийся перед глазами живым, подрагивающим маятником. Сумку надо было передать в четверг, а сегодня была среда и Елисей не нашел ничего лучше, как пойти в спальню, открыть дверцу шкафа и между сиреневой наволочкой и желтой в цветочек простыней, отщипнуть от бюджетной заначки несколько купюр. А потом, одевшись, так быстро, будто на подъеме в армии, очутиться в ближайшем баре с бутылкой водки на столе, и порубленным дольками лимоном в треснутом блюдце.