Москва под ударом - [19]
– Деньги – плачу.
– А чьи деньги?
– Не ваши!
На это – не знал, что ответить (действительно, карлик исправно платил); и, схватясь за спадавший подштанник, некстати язвил он:
– На шее-то – жабры.
Не жабры, а – железы шейные: вспухли!
– Вздул жабры!
Как будто со зла это карлик вздул жабры: болезнь раздувала.
– Ты чашку смотри не разбей: я целкач заплатил.
– Разобью, – заплачу.
– Какой ферт: деньги счетом, не чохом даются. Таскался за карликом.
– Я – не чихаю…
– Еще бы чихал: небось – нечем чихать… Возьми швабру…
А то, отозвав к подоконнику, где в паутине повесился жирный паук, заставлял с ним играть в свои козыри, чтобы обыгрывать; если увидит мастичную карту у карлика, то – гонит в кухню; а сам принимается в тенях изъянить лицом, фукать в руки, на палец смотреть, его нюхать.
Честит Вишнякова:
– Чего финтифантит!
– Зафокусил!
– С чортом дерется за грешников!…
– Тьфу.
– Вот как черти его, щелкоперенку этого, проволокут кочергами…
– Лоскутник!
Раз карлик обиделся:
– Что вам такого лоскутник наделал? Он мухи не тронет.
– Чаи мои пьет!
– Вы же сами поите его.
За глаза – то и ce: а завидит под окнами юрк Вишнякова, – так:
– Ставь самовар.
– За баранками сбегай-ка!
Сообразивши все это, построгает пальцем подпёк бородавки, на палец посмотрит, понюхает палец; и – лезет в постель: шебуршать с простыней.
4
К Вишнякову нельзя подойти со словесными едами: шею протянет; и – бросится, точно гусак, – под животики – ижицей, ликом своим – продрежжать вразумительно: и – оставалось: подслушивать около двери – о чем бишь.
О жизни полезной.
Притом: видно сразу, что – швец очень дельный; словами строчит, точно шапкой двоих накрывает; за словом не лезет: словами, как спичкою, – шаркнет, чиркает.
Свет высекается!
Этот тщедушный уродец, бывало, появится, юркая вздергом горба; и – картузик долой; кресты – в угол: Задонскому; прыгает глазками:
– Силе Мосеичу, яко достойному…
Два свои пальца – в кармашечек: за табаковкою:
– Честь и хваление. Нюхает, сделавшись морщиком:
– Пчх.
– Будьте здоровы.
– Спасибо!
И нос очищает платком своим красным; а «ижицу» -прямо в живот: с табаковкой:
– Чихните-с!
Прочоха – дождется: с прочохом – поздравит. Потом уж затворятся. Грибиков – к двери:
– Не пейте, – отеческим голосом громко дрежжит Вишняков.
– Этим чортовым зельем спалите утробу.
На блюдечко дуются губы, означив над скулами всосы:
– Бог шлет вам деньжат, – ерзнет задом – чорт -дырку.
И чешет по воздуху отеческим голосом:
– В чортову дырку деньжата профукнете. Будто читает Псалтирь.
И – просунется Грибиков:
– Верно!
На карлу рукой гребанет:
– Ты-то!
Жалится едко на карлика:
– Якает целыми днями про нос. И – под двери.
Портной заюрзикает задом; глазами добреет:
– Про нос вы оставьте, пожалуйста: зря… Оно – верно: со свищиком ходите.
Дует на блюдце.
– Кого чорт рогами под бок, – чашку донышком вверх, – не пырял?
И на блюдце поставит.
– А нос, – ну, конечно: пером его тронешь, – щекотно: а вы, можно прямо заметить, бабацали носом по жизни; и вы же остались без носа…
Юродит словами с болезненным, строгим лицом:
– А вы так не горюйте: кто – ходит без носа, кому – послан горбик.
Задумается:
– Еще хуже пред райскою дверью при носе остаться! Моргнет:
– Коль душа уцелела, так нос еще вырастет, может, с аршин у нее: во какой!
Он покажет рукой.
– Вы без носа, а «о н»? – без души.
– Это кто же за «он»? – беспокоится Грибиков.
– Он потащил вас на дело – срамное, кровавое; руки в крови у «него»: вы ж болезнью своей мыли кровь… Даже, можно заметить, – душа у вас есть… Кто же с прибылью?
Дернет рукою шпинечек бородавки:
– Я так полагаю, что – вы!
– Не пойму я, – о чем они это, – понюхает Грибиков. Пахнет придухою, кашей, портным.
– Что ж, – без носа… Носами не всем щеголять: – неприятно и сухо дрежжит Вишняков, – щегольство одолело: а вошка – рвет рот свой, до правого уха – заела!
Не выдержит Грибиков: сунется:
– Ты – поучись у него: это – правильно. Схватится он за подштанники:
– Вошка – заела: за-ее-ла! Грозит двумя пальцами.
5
Веяло летними цветнями: дул тепелок: блекотала листва; завихорились пыли и прахи; подбросились ветки, подбросились листья; над ними вдали – солносядь; накитаяло Небо: кенаровым цветом и тихостью синей; означились грусти; пробрызгались травы слезистым бериллом; жара оседала мутнеющим сгаром; пожухли окрестности: стены и крыши.
В открытом окошечке из самоварной трубы вылетали в нахмур красноглазые искры.
Окно распахнулося; в вечер уставились две головы: одна – черной наклейкой дыры носовой, а другая – шпинечком бородки: она показала до правого уха разорванный рот: и – дрежжала под облако:
Карлик «Яша» подтягивал:
Голосами слилися: под облаком:
– Негодяи!
– Поют…
– Этот Яшка, – со сватом…
– К княжне, стал быть, сватают.
– Тоже, – нашла…
– Женишишечка!
Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».Помимо «Петербурга» в состав книги вошли стихотворения А.Белого из сборников «Золото в лазури», «Пепел» и поэма «Первое свидание».
Андрей Белый (1880–1934) — не только всемирно известный поэт и прозаик, но и оригинальный мыслитель, теоретик русского символизма. Книга включает наиболее значительные философские, культурологичекие и эстетические труды писателя.Рассчитана на всех интересующихся проблемами философии и культуры.http://ruslit.traumlibrary.net.
Перед нами гигантская, «тысячелистая» (В. Маяковский) книга советской многонациональной поэзии. Дыханием времени веет с ее страниц. Листая эти два огромных тома, попадаешь в атмосферу революционной эпохи, острейших социальных конфликтов, строительного энтузиазма, народного подвига в защите родины, свершения великих дел во имя торжества идей коммунизма. Каждый поэт говорит «о времени и о себе», а все вместе они отражают многие существенные черты народной жизни на более чем полувековом отрезке истории.Идеалы борьбы за переустройство старого мира вдохновляли литературу и искусство нового времени с первых же шагов, поэтому не случайно, что Октябрьская революция стала главной темой рождавшейся в ее горниле советской поэзии.
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
Удельная – район необычный и притягательный и истории здесь не меньше, чем в центральной части города, на Невском проспекте, или Дворцовой набережной... Эта книга для старожилов, которые смогут с ее помощью окунуться в мир своего детства. Она и для тех, кто живет в Удельной уже много лет, но не знаком с богатой историей этого исторического места. И для тех, кто приехал сюда совсем недавно или ненадолго. Каждый найдет на этих страницах что-то интересное для себя и почувствует душу этих мест.
Романы Андрея Белого "Московский чудак", "Москва под ударом" и "Маски" задуманы как части единого произведения о Москве. Основную идею автор определяет так: "…разложение устоев дореволюционного быта и индивидуальных сознаний в буржуазном, мелкобуржуазном и интеллигенстком кругу". Но как у всякого большого художника, это итоговое произведение несет много духовных, эстетических, социальных наблюдений, картин.
Романы Андрея Белого "Московский чудак", "Москва под ударом" и "Маски" задуманы как части единого произведения о Москве. Основную идею автор определяет так: "…разложение устоев дореволюционного быта и индивидуальных сознаний в буржуазном, мелкобуржуазном и интеллигенстком кругу". Но как у всякого большого художника, это итоговое произведение несет много духовных, эстетических, социальных наблюдений, картин.