Москва Норд-Ост - [55]

Я знаю правду! Все прежние правды - прочь!

Не надо людям с людьми на земле бороться.

Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.

О чем - поэты, любовники, полководцы?

Уж ветер стелется, уже земля в росе,

Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,

И под землею скоро уснем мы все,

Кто на земле не давали уснуть друг другу.

Кругликова вспоминает, что ее дочь, Настя, поначалу впала в истерику, паниковала, все время повторяла: «Я не хочу умирать, я хочу жить». Поэтому, наверное, ее все запомнили, все сидящие поблизости пытались ее успокоить. А до сих пор всегда казалось, что Анастасия - девушка с сильным характером. Поэтому Ирина и Виктория, если не хотели говорить открыто, просто переглядывались.

- Настя сразу взрывалась: «Что вы говорите, что случилось?» - вспоминает Кругликова. - Поэтому мы разговаривали с Ириной взглядами. Если я хотела что-то сказать, смотрела ей в глаза, и она все понимала. Отвечала мне так же. Это было удивительно. Потом одна женщина, тоже заложница, на похоронах Ярослава подошла и сказала, что узнала нас по глазам, потому что видела, как мы молча общались в зрительном зале.

А Ярослав неожиданно оказался настоящим мужчиной. Под его влиянием Настя понемногу стала успокаиваться. У него не было и тени истерики. Героя из себя не строил, признавался, что боится, что террористы ужасны, но сказал об этом только матери, шепотом на ухо.

- Это же так необычно для пятнадцатилетнего мальчика, правда? - размышляет Виктория. - Дома, среди близких, Ярослав всегда был смелым, веселым, любил шутить. А с ровесниками был застенчивым и несмелым.

Был у него такой комплекс. Он хотел быть крутым, решительным и сильным. В тетрадке, куда он записывал главные мысли, которые приходят в голову человека в пятнадцать лет, Ярослав написал: «Ненавижу, что я такой трусливый, несмелый и нерешительный». Тогда, в театре, оказалось, что это неправда, что он сам себя не знал.

- В какой-то момент мы боялись, что меня расстреляют, как офицера ФСБ. Среди кресел нашли удостоверение какой-то женщины, связанной с милицией или какими-то службами. Так вышло, что почти все сходилось - имя Виктория Васильевна, только фамилия другая, а год рождения, как у меня, - 1960. Террористы все время искали среди заложников каких-то военных, - думаю, они проверяли документы, чтобы нас запугать. Стали ходить по залу и искать. Может, я была похожа на женщину на фотографии, потому что они потребовали показать документы. Я им говорю, что это не мое удостоверение, а они в ответ: «Все в порядке, сейчас мы это выясним». У меня при себе были только водительские права. Я сказала, что работаю недалеко, на Мельникова, в ПТУ № 190. Но когда этот чеченец услышал адрес, он недоверчиво переспросил: «Где, где?» Для них адрес на Мельникова означал место, где действовал оперативный штаб, который разместили в госпитале, по соседству со школой. Я почувствовала, что становлюсь для них агентом ФСБ. А он говорит: «Ну, тогда все ясно» и идет к командиру.

Ирина сказала: «Если тебя заберут, мы пойдем с тобой», но Виктория решительно запротестовала. Сказала сестре, что одна из них обязана выжить - ради детей и родителей, дедушки и бабушки Насти и Ярослава. Ожидание возврата документов и решения террористов тянулось бесконечно долго. Настя в это время пошла в туалет в оркестровую яму, и тут-то сын Ирины сел на свободное место рядом с Викторией.

- «Тетя, что бы ни случилось, я пойду с тобой», - сказал мне тогда Ярослав, - вспоминает Кругликова со слезами на глазах. - Меня это поразило до глубины души. До сих пор мы все в семье считали его маленькими, он же был младший. А он еще добавил: «Одну тебя не пущу, ты не должна идти одна». И обнял меня, а я поняла, что он вдруг стал мужчиной. Я почувствовала такую силу и спокойствие. Он так крепко держал меня, что я поняла - не смогу вырваться из его объятий и он действительно пойдет со мной. К счастью, в этот момент подошел террорист, отдал мои документы и сказал, что все в порядке, что они нашли ту женщину, другую Викторию Владимировну. Потом оказалось, что она выжила, что они ее вовсе не хотели расстреливать, собирались забрать с собой в Чечню и выменять на своих задержанных товарищей.

Вот так, чтением, пятнадцатилетний Ярослав успокаивал своих родных. Даже Настя перестала впадать в истерику, только мрачно заметила, что если уж им суждено погибнуть, то чтоб хоть не было больно.

Именно тогда Ирина, как пишет об этом в «Новой газете» в своем репортаже Анна Политковская, подумала, что это самый страшный кошмар для матери - когда она ничего не может сделать для любимого сына. «Там я поняла, что, даже если я встану и скажу: убейте меня вместо него, и даже если меня убьют, это вовсе не будет значить, что его оставят в живых. Вы себе представляете, какой это кошмар?» - цитировала ее слова Политковская.

Читал не только Ярослав. У многих людей были с собой книги, хоть не всегда им удавалось сосредоточиться на чтении, тем более что по залу, бряцая оружием, все время ходили террористы.

Люди пытались успокоиться и по-другому. Рядом с Ириной Филипповой, например, сидела супружеская пара, которая играла в карты.