Москва нас больше не любит - [30]

Все, впрочем, заканчивается хорошо, ее пациент, выписавшись из больницы (следуют кадры его эвакуации с платформы на вертолете не то датских, не то голландских ВВС - к собственным гражданам европейцы относятся очень бережно), разыскивает девушку через организацию помощи беженцам, и она выходит за него замуж.

Финальный кадр - большое окно загородного дома, чудесный лесной пейзаж, голоса детей и слова девушки, которая не понимает, действительно ли был в ее жизни пережитый на родине ужас. Не знаю, что вы поняли от моего пересказа, но фильм, хочу вам сказать еще раз, неплохой.

А рассказываю я о нем так подробно потому, что как только на экране пошли разговоры о бывшей Югославии, я сразу вспомнил картинку с лежащими вповалку темнокожими людьми у Казанского вокзала… Выйдя из темного кинозала вместе с другими зрителями, мы с женой взяли кофе и присели за столик в современном и очень хорошо оформленном вестибюле нового кинотеатра, где крутили фильм. Вокруг сидели модно одетые молодые люди, на большом плазменном экране танцевала какая-то грудастая певица с MTV, и только что увиденная история настойчиво желала представиться фильмом, искусством, не более того.

Чтобы немного снизить градус впечатления, я даже немного поговорил с какими-то ребятами с соседнего столика, на которых фильм (это было видно) тоже произвел большое впечатление.

- Хороший фильм, - сказала темненькая девушка с короткой стрижкой и тяжело вздохнула.

Было видно, что она находится под воздействием увиденного. Но мне особенно понравилось, что ответил на мой вопрос “как вы думаете, может ли что-то подобное показанному в этом фильме произойти у нас?” молодой человек темненькой девушки.

Он подумал немного и ответил:

- Пока нет, я думаю… Пока нет.

О, это “пока”, мой читатель!… Впрочем, чтобы не быть слишком серьезным, я хочу напомнить себе и вам сцену из на этот раз очень забавного французского фильма “Распутницы”, где играли мои любимые Натали Бей и Жозиан Баласко.

(Эта глава у нас получается прямо целиком киношной, особенно если вспомнить, что она началась с моего приятеля, уезжавшего на съемки фильма о Гражданской войне.)

Итак, дело по сюжету происходит во время телевизионного ток-шоу, где Бей и Баласко, играющие вышедших в тираж модных тусовщиц, изображают “классиков” мира моды.

- В чем суть нашего времени, мадам? - тоненьким голоском спрашивает гей-ведущий, которого отлично играет какой-то неизвестный мне французский молодой актер.

Бей несколько секунд думает, неподражаемым жестом медленно подно-ся свою длинную руку к крашеным химией белым волосам, потом говорит:

- Тенденции, мой милый, тенденции… Понимаете?

Массовка аплодирует, занавес.

- Тенденции, мои милые… Понимаете?

Впрочем, возможно, я, как всегда, сгущаю краски.

Магазин “Хлеб” на Майдане Незалежности

Как это вышло? Да просто-тоскливо стало, январь 2004 года был каким-то совсем уж серым и безрадостным, помните? Сели в киевский поезд и поехали. И как это я сообразил сказать: а давай поедем? Как, куда? Да так просто, посмотрим. Хотя бы посмотрим. У них там инаугурация будет. Что? И-на-у-гурация. Ну, президента к присяге приведут. “Оранжевого”.

- А не страшно? Говорят, они русских теперь не любят…

- Фигня это все, поехали. Ты в Киеве была? Нет. И я, считай, нет. Поехали.

Шли к Киевскому вокзалу по слякоти, в Москве была сырость и серость уже вторую, если не третью неделю. Сели в поезд, вроде вагон плацкартный, а спинки велюровые, народ какой-то обыкновенный, а ощущение (может, показалось?) от него какое-то… другое. Когда ходил за чаем, между делом спросил у проводника: ну, как там у вас? Парень-проводник посмотрел на меня внимательно и ответил неопределенно, опустив глаза: сами видите.

Я покивал: да-да, вижу.

А собственно, что я вижу? И что видит он?

Какая-то тетка с соседней полки ехала к дочери в Киев.

- Она у меня в украинском МИДе работает. Занимается Центральной Азией. Внучке четыре годика, вот еду понянчить. Каждый год там бываю.

На вопрос о политике несмело усмехнулась: думаю, что большой разницы между ними нет, но лично мне больше нравится Ющенко. Он интеллигентнее.

Мужчина лет 35 с военной, короткой стрижкой и каким-то неопределенным лицом (непонятно, чем занимается) свесился с верхней полки, молча посмотрел на тетку, но ничего не сказал. Он вообще был какой-то странный, этот пассажир - багажа никакого, только небольшой рюкзачок, и сам весь сосредоточенный и жесткий. По своей привычке сочинять я решил, что это агент - едет на инаугурацию, по заданию. А может, террорист. И тоже - по заданию. Ха-ха-ха.

Жена достала бутерброды, я пригласил его: присоединяйтесь? Он опять свесился с верхней полки, удивленно посмотрел на нас, на еду и, чему-то неуверенно усмехнувшись, покачал головой - нет, спасибо. Потом еще раз чему-то усмехнулся и лег там наверху.

Я тихо сказал о своих подозрениях жене, но она только отругала меня: ты бы лучше детективы писал, чем людей пугать и самому пугаться.

На следующий день проснулся поздно (ночью под утро два раза будили, бухали сапогами - “граница!”), за окном солнце бежало по веткам невысоких деревьев, первый раз за эти недели.