Москва - [32]

- Иваном.

- Вот кто Ивана побьет, того ставлю сотником, вместо его теперешнего. И можно на татар...

Иван засиял как свежий блин, а Бобер бросил дружинникам:

- По местам отправляйтесь.

Те захлопнули рты, вскочили на коней, понесли по сотням весть о новом ужасном воеводе, который "под землей видит, а на мечах как бес - самому Ивану по ушам настучал!"

Бобер проводил бойцов взглядом и вновь жестко повернулся к сотникам:

- Господа командиры! Если вы местом своим дорожите, не смейте мне больше врать. А делайте то, что вам приказывают! Как я узнаю истинную силу дружины при таком вашем отношении?! Я вам не девка красная, которой понравиться хочется. Мне с вами, а вам со мной воевать вместе, головы под татарские сабли подставлять!

Понурые плечи, опущенные головы, взгляды искоса друг на друга тишина. Сам князь Дмитрий только что не корчился, потный и красный.

- Ладно. Как владеете копьем, сейчас пытать не буду - бесполезно. Думаю - не хуже (короткая, но ощутимая пауза), чем мечом. Займитесь теми делами, которые сегодня проверяли. Не медля. И основательно. А с тобой, Петр Василич, давай отдельно поговорим, - и оглянулся на князя, - у меня все, Дмитрий Константиныч.

- Все?! - князь был явно обрадован.

- Да. Если у тебя к ним нет ничего, пусть делом займутся. А мы с тобой воеводу поспрошаем.

* * *

- Петр Василич, ты когда и с кем последний раз дрался?

- Я?!

- Я... Дружина твоя!

Князь, Бобер и Петр сели втроем в княжеской горнице. Петр стыдливо пожал плечами:

- В позапрошлом году, когда татары налетали...

- Татары?! Ну и как?

- Как... Как обычно. От разведчиков и передового отряда отбились... подержали то есть их, чтобы народ успел разбежаться и попрятаться. А дальше в струги и вверх по Волге, к Городцу. К князь-Борису...

- А там есть за что зацепиться?

- Не больно-то... Но татары туда не любят. Острог крепкий на другом берегу, а брать нечего, так что...

- А кроме татар противников у вас, стало быть, нет.

- Нет. Мордва пошаливает, но это так, разбойники. Ушкуйники новгородские по Волге шастают, эти стервецы много зла чинят. Смелы, нахальны, ловки. Но тоже - шайки, не войско. Как с ними биться?..

- Как биться?! Как с любыми сволочами и биться!

У Петра физиономия становится постной, он отводит глаза. Дмитрий оглядывается на князя - и тот в недоумении: что это новый так мелочится? С разбойниками воевать хочет. За этим ли мы его сюда?.. Тем ли нам Василий Василич все уши прожужжал?

Готовый возмутиться и вскипеть, Дмитрий вспоминает да-а-авний разговор монаха с дедом. "Каждый на другого надеется, каждый за чужой счет выскочить желает. Ведь и этот... Тесть! Пригласил! Для чего?! Или, может, Василий Василич его уговорил? Может, даже и с деньгами? Хотя, боярин - князя?.. нет! Он решил, что я смогу. И помогу. И захотел на меня все свои заботы, всю головную боль свалить. Неужели ж ты думаешь, тесть, что я волшебное слово скажу, и все устроится?!"

- Дмитрий Константиныч! Как же мне быть? Уж слишком вы, по-моему, высоко берете.

- Как - высоко?

- Сразу - и на татар! А что для этого надо? Знаете? Я, например, не знаю. А вы, видно, знаете.

- Мы?!! - Дмитрий даже встал.

- Вы, - Бобер тоже встал, отчего Петр вскочил в смятении, выпучив глаза на разгорячившихся князей, испытывая очень большое желание исчезнуть отсюда, с глаз долой от греха.

Но князья его, кажется, не стеснялись. Константиныч смотрел, Бобер отворачивался. Он положил ладони на стол, выискивал что-то у Петра на поясе, от чего у того урчало в животе и шевелились волосы.

- ...Вы. От татар хотите отбиваться, а со своими разбойниками справиться не можете. Я с хорошим отрядом к вам сюда ехал. По хорошей дороге, объезженной, обжитой. Но от самого Мурома по всему лесу свист. Напасть не решились, но уши все просвистели. Как же у вас тогда купцы путешествуют?

- Купцы больше водой, лесом редко кто.

- Да как же вы допускаете?! Или вы в своей земле не хозяева, коль купца охранить не можете?! Купца не охраните, он к вам и не приедет, а город, княжество без купца проживут разве?

- Живем не хуже других. И разбойников не больше, чем везде.

- Ну не скажи, Дмитрий Константиныч. Разве с Москвой сравнишь? Там, говорят, Калита еще шугать их начал, и до сих пор гоняют. Служба у тысяцкого Вельяминова специальная. Охотятся, ловят, а как поймают, башку с плеч без долгих разговоров. Так что в московских лесах свисту много меньше. Нету почти.

- Нам с Москвой тягаться трудно.

- Но как же вы все-таки по дорогам-то?

- А просто. Собираем в дорогу караван побольше, к нему охрану покрепче. И Бог милует.

- Да ведь это на осаду похоже! Ведь прежде, чем о татарах думать, надо из осады выкарабкаться. Утвердиться! своих всех в кулак взять! Сколько ж можно остерегаться да хорониться?! На таком месте город стоит, цены ему нет, а ты...

- Что - я? - вскипел Дмитрий.

- Ты? Да я бы на твоем месте... Да за пару лет, если взяться, богаче Москвы можно стать и... - и умолк.

Петр всю оставшуюся жизнь, когда вспоминал этот момент, мысленно хлестал себя по морде, потому что сейчас не удержался:

- Бодливой корове Бог рогов не дает... - и был вознагражден таким взглядом, что когда погибал через много лет на Пьяне, отмахиваясь от придавивших его с трех сторон татар, не о папе с мамой вспомнил, не о детях и не о внуках, а об этом вот взгляде, и еще отчаянней замахал мечом.