Москва коммунальная предолимпийская - [9]

– Я заходил к тебе несколько раз, мил человек, но тебя дома не было. Где гуляешь?

– Нахожусь я с утра до ночи на работе. Так же и в выходные дни, почти всегда. Можете уточнить у моего начальника, – устало отговорился я и более миролюбиво добавил: – Работой завали выше крыши – индустриализация, модернизация, сами понимаете. Материалы съездов, я думаю, для вас не пустой звук.

– Я понимаю, и не только это, а что у тебя срок прописки истёк.

– Так вам паспорт нужен, чтобы продлить эту прописку?

– Я вот что скажу тебе: если у вас там работы много – специалист ты, как я вижу, для них очень ценный, – пускай дадут на тебя отношение на постоянную прописку. А штемпелевать твой паспорт временной пропиской никто не позволит.

На работе я поговорил с начальником отдела – тот куда-то сходил и принёс мне бумагу.

– Вот отношение. Передашь коменданту – он всё сделает. И ни о чём не думай, зацикливайся только на работе. Кстати, со следующего месяца я повысил тебя в должности – стало быть, и твой оклад.

Глава 12. Новый житель Москвы

Где-то примерно через неделю вечером ко мне постучал и вошёл комендант. Достал из портфеля мой паспорт, шлёпнул им по столу.

– Вот рядом с этим паспортом москвича и должны стоять наборы с угощением! – как-то очень торжественно произнёс он. Сказать, что у него в это время ни в одном глазу ничего не было, было бы неверно.

– Ну уж, за мной не заржавеет! – ответил я и рядом с паспортом поставил «Наполеона», заблаговременно приобретенного мной у Елисеева.

Накопилось много тостов. Но самый первый и самый важный – за меня. Комендант произнёс: «За новоприобрётенного москвича!».

Время шло, и вскоре эти перегрузки перестали наваливаться на меня.

Мои коллеги сверкали из-за кульманов всё усиливающими диоптриями. Вместо одной к потолку прикрепились ещё две линии светильников. Когда я заходил в просторный, ярко освещённый зал гастронома, я завистливо восклицал: «Вот где должны стоять кульманы и чертёжные доски!».

Как бы опомнившись, заторопились, заработали всевозможные НИИ, СНИИ, учитывающие применение технологий новейшего своего и зарубежного оборудования. Стали выстреливать новейшие типовые проекты. Не раз я наблюдал и свои собственные разработки, привязываемые к разным объектам в разных местах страны. И в душе тихо гордился этим.

Так или иначе, многочисленные проектные институты стали приходить в себя и по старой привычке ловко привязывали новые типовые проекты. Все повеселели. Я почувствовал, что нужда в индивидуальном проектировании стала очень быстро ослабевать. У меня стало появляться больше свободного времени, а поскольку я получил статус москвича, то теперь был уж не гость столицы, а её хозяин. Пользуясь этим правом, стал посещать и изучать достопримечательности Москвы.

Как-то раз я прогуливался по Нескучному саду и, проходя мимо одной скамьи, услышал очень знакомый голос. Так как я считал, что разглядывать посторонних людей, тем более внимательно, выглядит нескромно, то прошёл мимо этой скамьи, оглянулся, повернулся и медленно пошёл обратно. И когда я вновь проходил мимо, то услышал сдержанный от нерешительности голос, который назвал моё имя. Точнее – прозвище, которое я носил в студенческие годы. Я остановился, повернулся и увидел сидевшего на скамейке своего бывшего однокурсника Бориса Лебедева.

Друзья Бориса сразу же ушли, чтобы не мешать нашей бурной встрече, которую мы продолжили в кафе. Несмотря на сумбурность беседы, вскоре выяснилось, что однажды Борис приехал в Москву с целью «отремонтировать» свой нос, половину которого ему оторвало на преддипломной практике в шахте. В этом месте я похвалил:

– Да, нос тебе сделали отлично! Незаметно совсем.

– Ну так вот, – в свою очередь продолжал Борис, – не поленился, наведался в Горный институт – там, кстати, была вакансия в аспирантуру, куда я тут же поступил. В это время один из НИИ Академии наук перевели по профилю в министерство угольной промышленности, так что сразу после окончания аспирантуры мне предложили там должность заведующего лабораторией, где теперь я и работаю. Защитил докторскую.

– Ну, Боря, у меня даже голова закружилась от твоего восхождения по карьерной лестнице!

Я рассказал Борису о своих скромных успехах в жизни.

– Ну, нет, старичок, – утешил меня Борис, – тебе, как будущему литератору, это только на руку, всё это тебе должно пригодиться. Я не удивлюсь, если на страницах беллетристики, автор которой – мой друг, промелькнёт и моё имя, простого академика!

Мы подняли бокалы, посчитав, что это очень удачный тост.

– Слушай, а почему бы тебе не перейти на работу в наш институт, в мою лабораторию? У нас, как и везде, много рутинной работы, но при живом уме, как у тебя, можно будет отыскать и что-нибудь интересное.

Меня уже и самого тяготило это настоящее, и если что тормозило, то только жилищный вопрос – бытовая сторона, так сказать. И всё это я изложил Борису.

– Да, – притормозил свои восторги Борис, – здесь нужно подумать.

Мы договорились о встрече через неделю и разошлись. За последнее время в мою общежитейскую каморку стали подселять командировочных, и это стало мне напоминать студенческое койко-место. Когда мы встретились с Борисом через неделю, он, немного смущаясь, сказал, что отдельной квартиры пока что нет. Но тут же предложил: