Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - [235]

Как обычно, санобработка, кормежка, регистрация. Оказалось, что лагерь обслуживает большую центральную электростанцию (ЦЭС), питающую кроме лагеря еще и городское освещение, пожарную службу и часть потребностей оборонного завода ЦАРЗ. На этой электростанции была вакансия дежурного электрика. Попросился я на эту работу, и, несмотря на мою тяжелую статью, меня все же взяли дежурным монтером и поселили в комнату-общежитие зэков-ИТР, обслуживающих ЦЭС.

Жили в этой комнате пять человек, меня поместили шестым. Комната довольно просторная, в ней свободно помещалось шесть железных коек с тумбочками и еще небольшой шкаф и столик. Пол деревянный, большая печка-голландка, стены и потолок – беленые, на койках постельное белье: матрацы, подушки. В общем, не хуже, чем в районных гостиницах средней руки. Мне тоже дали койку, постельный комплект, и зажил я в свое удовольствие.

Все хорошо, но летом, особенно в жару, заедали клопы. Избавиться от них не было никакой возможности: не помогали даже прожарки паяльной лампой, клопы налезали потом из соседних комнат. Приходилось нам летом забирать свои постели и идти спать на улицу. Правда, жил в нашей комнате один механик – Горбунов, которого клопы почему-то не кусали: спит себе спокойно, по нему ползают, но ни один не укусит. Зато любого из нас буквально заедят!

Расскажу подробнее о соседях по комнате.

Мироненко Кузьма Никанорович, мой непосредственный шеф: самый старый из всех нас, порядком за шестьдесят. Впоследствии, года через полтора после моего прибытия, его актировали по старости и по этапу отправили к родным. Очень опытный электрик-практик. Сам из Баку. Еще до революции служил старшим электриком на нефтепромыслах у Нобеля, о котором всегда отзывался с большим уважением, как об очень деловом и знающем человеке, хорошо относящемся к своим рабочим, за что Мироненко и «попал». Нобель его хорошо знал и очень ценил. Подтверждением этого может служить то, что Кузьма Никанорович при Нобеле имел квартиру из пяти комнат и пароконный выезд с кучером, что получали у него только самые ценные работники. Сидел Мироненко по статье 50, параграф 10 (контрреволюционная агитация), имел десять лет лагерей за то, что как-то сравнил порядки у Нобеля с современными.

Мастер он был исключительный, по электричеству умел делать буквально все. Особенно меня поразил один факт. Как-то нам надо было изготовить несколько мраморных плит для щитов. Дали мне мраморный лист миллиметров двадцать толщиной, и я, вооружившись замотанным в тряпку ножовочным полотном, стал отпиливать мрамор по размеру. Полотно было не очень крепкое, и промучившись часа два, я, как говорится, лапки кверху, а не распилил еще и десятой доли требуемого. Подошел Кузьма Никанорович, для порядка матюгнул меня, взял острое зубило, молоток и протюкал по мрамору нужную линию. Поднял лист и слегка ударил им по куску рельса вдоль линии тюкания, после чего мрамор ровнехонько откололся. Вся эта операция заняла не более десяти минут. Впоследствии я и другие монтеры несколько раз пытались таким образом резать мраморные листы, но они у нас после удара о рельс ломались в самых неожиданных направлениях, но только не по требуемой линии. Испортив таким образом пару листов мрамора, мы больше таких экспериментов не проводили, предпочитали мучиться с ножовочным полотном.

Ко мне Мироненко относился по-отечески, уважал мои теоретические познания, которых сам почти не имел. Он часто придирался к моей неаккуратности, иногда не скупясь даже на легкие подзатыльники, на что я никогда не обижался, потому что он всегда бывал прав. Как-то, чтобы открутить гайку на рубильнике щита, я взял плоскогубцы. Это привело Кузьму Никаноровича в ярость. «Засранец! – заорал он. – Ты не электрик, а портач! На каждую гайку существует ключ!»

Лично для меня Кузьма Никанорович очень много сделал. До Свободного я никогда не работал на ЦЭС с мощными генераторами и с распределительной системой. А хозяйство было немалое: две паровые машины Андиновского завода по 300 лошадиных сил, каждая со своим генератором переменного тока, и одна чехословацкая паровая машина «ZKF» с чехословацким генератором на 750 киловольт, трансформаторная подстанция на 6, 6 киловатт и большой распределительный щит со сложной коммутацией. И если за пару месяцев работы я стал вполне квалифицированным ответственным дежурным и диспетчером по распределению электроэнергии станции (мы работали в три смены по восемь часов), то это целиком заслуга Мироненко.

Горбунов Николай Иванович: механик по паровым машинам. Лет за сорок, тоже контрик, ничем особенно не примечательная личность. Немногословный, ничего о себе интересного никогда не рассказывал. Работал не как Кузьма Никанорович – по призванию, а просто потому что голод заставлял. Не прочь был иногда часть своей работы свалить на сменщика. Единственной его особенностью было то, что его клопы не кусали.

Пинчук Лука Васильевич: щирый хохол, настоящий украинский националист, из тех, которые, проектируя виселицу на коромысле, хотели бы с одной стороны повесить москаля, а с другой – жида. Здоровый плечистый малый, лет за тридцать. Тоже неплохой механик по паровым машинам. Характер веселый, в общении – приятен. Любил побалакать, особенно на неприличные темы. Имел лагерную «жену» – худощавую, стройную, черноволосую женщину по имени Сима. Несмотря на лагерные харчи, половая потенция Луки соответствовала таланту его знаменитого тезки из произведения Баркова. Когда он работал в ночную смену, а днем отдыхал дома, Сима регулярно приходила, и, уединившись под одеялом и абсолютно не стесняясь присутствия других отдыхавших в нашей комнате днем, они развлекались и весьма темпераментно.